Татьяна Каменская - Ожидание

— У тебя странные глаза! Постоянно меняются! — сказала она, наконец, стараясь при-дать своему голосу спокойствие.

— Я знаю! Мне об этом многие говорят! — ответил Николай, и вдруг остановившись, схватил её за руку.

— Я приехал к тебе!

Она вырвала руку и молча пошла вперёд. Если бы она могла убежать от всех этих ненужных ей сейчас проблем. Для чего жизнь постоянно преподносит ей сюрпризы, не думая о том, а нужны ли они ей? Коля?! Ну, зачем, зачем он тревожит её?

— Ты молчишь? Значит, я приехал зря!

Показался дом, где живет Ника. Скоро придут со школы дети, и им незачем видеть Ни-колая. Ника повернулась к мужчине, взяла из его рук тележку с сумкой.

— Я очень сожалею, что тебе пришлось преодолеть такой длинный путь. Но дети ждут Толика, и он скоро должен приехать…

— Но ты не видела его уже давно. И ты не знаешь, что он…

— Я ничего не хочу знать! — перебила Ника Николая. — Я знаю, что Толику без нас сей-час очень плохо. И я…

— И ты готова спасать его от порока, от пьянства…

— Он мой муж! Он прекрасный человек! И если он оступился, то мой долг помочь ему… как когда-то он помог мне.

— Но ведь тебе сейчас самой нелегко. Ты сама сейчас нуждаешься в помощи, и я приехал вновь предложить тебе свою руку и сердце.

Он был смешон, этот мужчина- парень с огромными широкими плечами, непокорны-ми светлыми волосами, старательно зачесанными назад. Нет, он совсем не похож на Во-лодю. И с чего это она решила?

Ника подавила рвущийся из груди смех, и просто улыбнулась:

— Ты так и не избавился от своей болезни?

— Пока ты живешь на этой земле, я буду болеть тобой! — ответил Николай, подни-мая глаза на Нику.

И вдруг такая синь полыхнула из этих глаз, что Ника вдруг захлопала испуганно рес-ницами, и попятилась, увлекая за собой тележку с полосатой сумкой. Но тут, где-то не-подалеку хлопнула калитка и молодая женщина как-бы очнулась. Она заговорила торопливо, вполголоса, словно боясь, что её услышит кто-то ещё:

— Уезжай! Я прошу тебя, уезжай!

— Но я приеду опять!

Он шел за ней, и Ника, чувствуя, как замирает её сердце, порождая странную, ненор-мальную слабость во всем теле, заговорила с отчаянием:

— Если ты сделаешь ещё хоть один шаг, я поклянусь, что никогда…

— Тогда я останавливаюсь и ухожу. Но всё равно, я ухожу не навсегда!

Николай замер, затем усмехнулся и прищурил глаза, которые почему-то опять стали тёмно — серыми, обычными, с едва заметным желтоватым налетом вокруг зрачка. Ника, волоча за собой тележку с сумкой, помчалась по тротуару. С силой толкнула калит-ку, заскочила во двор, и трясущими руками стала открывать замок.

Глядя в окно, она видела, как медленно уходит Николай, не дождавшись её ответа. Пусть уходит! Она не хочет его видеть, потому — что… потому- что она боится его. Хотя, несомненно, он похож, и даже слишком похож на Володю!

Ночью она спала плохо. Ей опять снился ужасный сон. Страшное лицо, опухшее и ок-ровавленное, наклонялось над ней, и дикий смех вырывался из черного отверстия дур-но пахнущего рта.

— Ты боишься, боишься меня! — шептало ей это окровавленное месиво, надвигаясь на неё.

— Нет! Нет! — заслонялась Ника от призрака сна руками, он же обволакивал её баг-рово-черной пеленой, и шептал, шептал что-то о любви, о ненависти, о страданиях…

— Уйди от меня! Уйди! — стонала Ника, извиваясь всем своим телом, пытаясь сбросить с себя что-то черное и страшное, надвигающееся на неё снова и снова.

Проснувшись, она со страхом вглядывалась в окно, закрытое плотными шторами. Каза-лось, её сердце вот-вот выскочит из груди, руки, прижатые к груди, мелко дрожали. Вклю-чив свет, Ника вздохнула и потянулась с силой, отчего суставы рук звонко щелкнули в тишине спальни, болью отозвавшись в сердце.

— Нет, дело так не пойдёт. Надо что-то менять в этой жизни. И менять срочно.

Успокоившись, она лежала и думала:

— Надо завтра же написать Толику, пусть приезжает. А может, мне самой доехать до Игнашкино, и забрать его? Да-да, я так и сделаю. Я помогу ему. Он будет лечиться, и у нас всё будет по старому!

Так думала Ника, и сердце её радостно билось в груди, словно это был ответ на решение очень трудной и сложной задачи.

О поездке в Игнашкино теперь много говорили дома. Каждый вечер Данилка с нетер-пеливым ожиданием смотрел на мать, но, вздохнув, и ничего не спрашивая, отходил в сторону. Скоро, очень скоро она поедет за мужем. Уже начало мая, а это значит, что са-мое малое, через две недели, у детей начнутся каникулы. Надо подобрать все свои де-ла и со спокойной душой ехать в Игнашкино. Дети с нетерпением ждут этого события, они с удовольствием вспоминают старый деревенский дом с огромной русской печью в од-ной из комнат, вспоминают походы в лес, друзей, которыми уже успели обзавестись. Но поездка будет через две-три недели, а пока Ника написала письмо Анатолию. Он не ответил на него. Но обиды на Анатолия нет. Мало ли что может быть причиной его нежелания отвечать на письма. Она и сама не любитель их писать. Но, скорее все-го, он не может… из — за пьянства, или ещё проще, у него нет денег даже на конверт. И, вернее всего, так оно и есть. Но ничего, остается уже мало дней до окончания заня-тий в школе. Пусть он потерпит. А потом, они опять помогут друг другу выбраться из тоски и печали, из этого омута ненужных страстей, от которых одна лишь головная боль.

Но однажды, рано утром, в окно спальни кто-то сильно и нетерпеливо забарабанил. Отодвинув штору, Ника увидела Марию.

— Мама?!

— Открывай дочка! — крикнула Мария в окно, и пошла к дверям.

— Ты, наверное, всю ночь не спала, и первым автобусом приехала! А ведь прекрас-но знаешь, что по утрам я люблю поспать. Тем более в один единственный выходной я имею право… — смеясь, говорила Ника, открывая входную дверь.

— Я к тебе по делам! С вечера не поехала. Решила, что лучше будет, если с утра…

— Что-то случилось?

Ника уже успела умыться и теперь, стоя перед матерью, вытиралась полотенцем. Ма-рия грустно посмотрела на дочь, и отчего-то сердце Ники от этого взгляда странно за-щемило. Она увидела вдруг, как сильно постарела её мать, как часто прорезали морщин-ки всё ещё красивое её лицо, как сильно поседели черные когда — то волосы, и как печальны её глаза, потускневшие с годами. В этих глазах Ника видит не только пе-чаль и грусть, в них застыла боль, сожаление и… осуждение.

— Вчера вечером принесли телеграмму! — тихо произнесла Мария. — Я не стала ехать к вам. Было поздно!

— Так кому телеграмма? — нетерпеливо спросила Ника, с тревогой глядя на мать.

— Тебе дочка! — вздохнув, наконец, ответила Мария, протягивая, дочери маленький бу-мажный конвертик.

Ника тянулась за конвертом, а перед её глазами почему-то возникла фигура Анато-лия, поникшая и горестная. Она развернула телеграмму и вскрикнула. Мария тотчас всхлипнула, и проговорила, мелко крестясь: