Джон Толкин - Хоббит или туда и обратно

Пока они работали, в О роны то и дело приносили вести. Так гномы узнали, что король эльфов свернул к озеру, и, значит, время в запасе есть. Еще больше они обрадовались, услышав, что три пони спаслись и бродят по берегу реки Быстрой неподалеку от первого лагеря. Пока остальные строили укрепления, Фили и Кили, ведомые вороном, отыскали пони и привезли назад все, что смогли на них нагрузить.

Так прошли четыре дня. В О роны донесли, что объединенное войско людей и эльфов выступило к Горе. Однако гномы уже приободрились; запасов при известной экономии должно было хватить на несколько недель. Правда, это был изрядно надоевший крам, но даже крам лучше, чем ничего — а ворота загородила стена из обтесанных камней, сложенная без раствора, зато очень толстая и высокая. В ней оставили отверстия, сквозь которые можно было смотреть (или стрелять), но не пробраться внутрь. Лазили через нее по лестнице, а грузы втягивали на веревках. Река вытекала в низкую арку под стеной, а дальше русло ее расширили, так что между отвесной скалой и вершиной водопада, откуда поток низвергался к Дейлу, получилось довольно большое озеро. Теперь к воротам можно было попасть либо вплавь, либо по узкому карнизу справа (если смотреть от входа). Пони развьючили возле старого моста и, велев им возвращаться к хозяевам, отправили без седоков на юг.

Однажды ночью в долине вспыхнуло множество огней, как от костров или факелов.

– Вот и они! — крикнул Балин. — А лагерь-то какой большой! Видимо, под покровом тьмы вошли в долину по обоим берегам реки.

В ту ночь гномы почти не спали. Утро едва брезжило, когда к Горе подступил отряд. Пока они поднимались, стало видно, что это вооруженные Озерные люди и с ними — эльфийские лучники. Наконец передовые воины взобрались на каменные глыбы у подножия водопада; и как же удивились они, увидев перед собой озеро и свежую стену!

Покуда они стояли, показывая руками и переговариваясь, Торин окликнул их из-за стены.

– Кто вы, — громко крикнул он, — осмелившиеся подступить с оружием к вратам Торина, сына Траина, Короля-под-Горой, и что вам надобно?

Однако те не ответили. Одни сразу повернули назад, другие еще постояли, глядя на ворота, и тоже двинулись вниз. В ту ночь стан перенесли восточнее от реки, в долину между отрогами Горы. Скалы, привыкшие лишь к карканью ворон, огласились пением и голосами. Слышались звуки эльфийских арф — эхо доносило до Горы их отголоски, и, казалось, самый воздух потеплел и наполнился смутным ароматом весенних трав.

Бильбо захотелось сбежать из темной крепости вниз, к веселью и пиршеству у костров. Даже гномы (из тех, кто помоложе), растаяли сердцем и шептали: жалко, мол, что мы не можем встретить этих пришельцев, как друзей. Однако Торин только стискивал зубы.

Потом гномы тоже достали арфы и другие инструменты из сокровищницы и стали играть, чтобы его смягчить, но напевы их были суровей эльфийских, а слова напоминали те, что звучали давным-давно у Бильбо в гостиной.

Песня пришлась Торину по душе; он повеселел и стал просчитывать, далеко ли до Железных холмов и как скоро Даин доберется до Горы, если выступит немедленно. И песня, и речи Торина привели Бильбо в уныние, уж очень они были воинственные.

На следующее утро с рассветом отряд копейщиков пересек реку и двинулся вверх по лощине. Они несли зеленое знамя эльфийского короля и синее — Озера. Отряд подошел к стене перед воротами, и снова Торин громко их окликнул:

– Кто вы, посмевшие приступить в бранном облачении к воротам Торина, сына Траина, Короля-под-Горой, и что вам надобно?

На этот раз ему ответили.

Высокий человек выступил вперед, темноволосый и угрюмый лицом. Он крикнул:

– Здрав будь, Торин! Зачем ты окружил себя стеной, словно грабитель в своем логове? Мы пока не враги и рады, что ты уцелел, как ни мало мы в это верили. Мы не рассчитывали застать тут никого живого, но, коли мы встретились, нам нужно переговорить и посоветоваться.

– Кто ты и о чем хочешь вести переговоры?

– Я Бард, моею рукой сражен Смауг и освобождены ваши сокровища. Разве тебя это не касается? Более того, я, по праву рождения, наследник Гириона из Дейла, а в твоей сокровищнице немало того, что дракон похитил из его чертогов и городов. Разве не стоит об этом поговорить? И еще: в последнем бою Смауг оставил без крова жителей Эсгарота, а я пока еще на службе у их мэра. От его имени спрашивают: неужто тебе не жаль Озерный народ? Эти люди помогли тебе в трудную минуту, а ты принес им лишь разрушение — впрочем, верю, что неумышленно.

Сказано это было честно, хотя сурово и гордо. Бильбо думал, что Торин сей же миг признает справедливость услышанных слов. Он не ждал, разумеется, что кто-нибудь вспомнит о нем (как-никак, именно он в одиночку узнал про слабое место в броне дракона); и хорошо, что не ждал, потому что никто не вспомнил. Но не мог оценить он и власть золота, на котором лежал дракон. Да, за последние дни Торин подолгу бывал в сокровищнице, и его обуяла алчность. Он искал Аркенстон, однако не мог пройти и мимо других бесценных вещей, хранящих память о трудах и горестях его предков.

– Ты поставил свой худший довод на последнее и главное место, — сказал Торин. — Никто не вправе притязать на мои сокровища потому лишь, что похитивший их Смауг лишил его жизни и крова. Нельзя возместить ущерб от драконьих злодейств из сокровищ, ему не принадлежавших. За помощь, полученную от Озерных людей, мы щедро расплатимся — в свое время. Но ничего, даже платы за последний сухарь не получите вы под угрозой силы. Покуда под Горою стоит войско, мы считаем вас ворами и недругами. Думается мне спросить, какую долю наследства возвратили бы вы нашим родичам, коли нашли бы его без охраны, а нас — мертвыми.