Олег Лукьянов - Вардес: Лик Бога

Так что, Вардес, не неси бред. Она в тебя действительно влюблена.

Я отогнал наваждение, такое чувство, что мысли о предательстве были вовсе не моими. Я жил в уютном и почти безопасном мире, и тут мой дом словно окатил холодный муссон и едва его не разрушил.

Роднее и ближе во всем этом мире, у меня никого. Эти две девушки, которые на несколько столетий старше меня, и пожалуй, еще неприкаянный дух мага — единственная моя опора. Думать о них плохо, значит, предать себя и весь свой мир.

Я шел в компании двух самок. Что-то внутри противилось называть их девушками или женщинами: несмотря на божественную красоту каждой из них, они не были людьми в полном смысле этого слова. А кто же ты сам? Лейле уже надоел облик зверя и, обернувшись неписаной красавицей, заявила, что в случае нападения защитить меня успеет.

Странная это была компания: влюбленный в меня оборотень — длинноногая Лейла, зеленые глаза которой исподволь бросали на меня восхищенные взгляды, как будто я светился лучезарным огнем.

И темная эльфийка, нацепившая личину смертной женщины — роковой красотки. Но в отличие от Лейлы старалась держаться от меня не ближе пяти шагов и направляла синие глаза в мою сторону только с холодом или с презрением. Полагаю, это зависело от ее настроения.

Интересней всего было наблюдать их обращенные друг к другу взгляды. Свирепый взгляд, принадлежащий ревнующей меня Лейле, заставлял бесстрашную эльфийку сжимать изящную шею. Как знать, может быть, именно из-за Лейлы поведение Эйры не исправляется ни на йоту. В конце концов, мы столько пережили, сражались…

Должна ведь заносчивая эльфийка хоть немного начать меня уважать?

И все равно идти было рядом с ними приятно. Был бы я доморощенным ученым-биологом, наверняка бы, придумал что-то в духе большой концентрации выброса в воздух женских флюидов, благодаря которым самец в обществе самок чувствует себя защитником и повелителем. Даже если и так, какая разница?

Чтобы затылком чувствовать влюбленный взгляд, а в гордой осанке идущей впереди молодой женщины видеть странную робость, провидцем быть не надо. Вполне возможно, что Эйра не совсем ко мне равнодушна, а под маской презрения точно не к смертному, скрывает от мира, но больше от себя, какие-то сильные чувства.

Здесь, правда, я терялся, чувства могут варьироваться от зависти и страха, до гордости или любви. Я не считал себя неотразимым настолько, чтобы влюбить в себя древнею эльфийку. Но Лейла ведь влюбилась, по ее признанию, с первого взгляда?

Я не мог больше отгонять от себя правду, что мне нравятся обе. Мои мысли пугающе часто крутятся вокруг их вишневых губ и пронзительных глаз цвета зеленой волны и синего неба над ним. О нет, я вовсе не влюбился, и это точно не самообман. Я был уверен в этом на все триста процентов, хотя бы потому, что моему сердцу уже довелось испытать великую силу с названием любовь.

Там, в самом начале пути в этот мир, оказавшись в астральной темнице, я встретил само совершенство. Никогда прежде и после не видел никого прекраснее той незнакомки, что не пожелала назвать своего имени. Лишенный плоти, я не испытывал ни вожделения, ни прочего, что отвлекает людей от главного.

Я полюбил ее дух.

Может быть, тогда я этого еще не принял, ведь у души нет сердца, что бешено затрепыхав, подскажет глупому разуму. И я боролся, гнал от себя ее образ и оправдывал столь часто меня посещающие мысли о ней, виной, ведь мне пришлось ее убить.

Но за время своего странствия я видел много людей погибавших невинно. Я убивал сам, и это не могло не сказаться на моей душе. С той поры, как я увидел лик совершенства, узрев заключенную девушку, прошло больше двух месяцев. Для меня они считались как месяц за год, и не будь я бессмертен, на висках наверняка появилась бы ранняя седина, а лоб прорезали бы глубокие борозды.

Может быть, в обеих девушках было что-то от нее? А может, это сказывалась долгое воздержание природного инстинкта. В конце концов, я вовсе не монах, а мужчина. Страшно представить, что бы началось, расскажи я об этом в покинутом мною мире. Собеседники с расширенными в суеверном ужасе глазами принялись бы доказывать, что, мол, воздержание — это зло, вредит здоровью и психике. Уж лучше излить…

Я передернул плечами отгоняя безумные мысли, те люди из моего мира сейчас казались мне чудовищами много хуже здешних, даже не слышавших о цивилизованности людей. Если задать риторический вопрос, куда катится мир, то в моем старом, родном мире ответ будет только один: в пропасть. А в этом, еще молодом, сильном и неиспорченном развратом и цинизмом, можно услышать другие ответы…

Невидящими глазами смотрел на идущую по широкой тропе, почти дороге меж деревьями Эйру. Но думал я совсем не о ней. Мне было горько за мой родной, катящийся все убыстряющимся снежным комом к черту мир. Может, прав был Тзар? И вернувшись через пять лет, я увижу лишь выжженную дотла Землю?

На кой фиг мне нужно искать дорогу обратно, если этот мир, несмотря на сваливающиеся непрерывным потоком опасности, стал больше, чем моим домом? Здесь я счастлив и полной грудью чувствую жизнь. С этим нельзя сравнить прошлое мое существование…

Лейла вскрикнула совсем по-девичьи, ей в руку попало выметнувшееся из-за дерева копье. Через секунду, в которой громыхнул фиолетовый всполох, на ее месте возник гигантский волк. А Эйра, сотворив вокруг себя прозрачное пламя, принялась читать нараспев заклятье наверно придуманное ее далекими предками.

Из-за деревьев выбегали все новые красные демоны, моя рука сама легла на меч, еще один привычный бой вступал в самый разгар. Серебряный зверь прыгнул в гущу демонов, пронесся так, что оставил за собой огненную дорожку из всполохов умирающих тварей, до меня так не добралась ни одна из них.

Потеряв пару мгновений, кинулся помогать Эйре, ее испепеляющие молнии не могли держать демонов на расстоянии. Я бросился им в спину, и первый же удачный замах расколол череп твари как орех. Адский огонь полыхнул так, что даже успев отпрыгнуть, его жар едва не спалил мне брови.

Я ахнул: навалившийся на Эйру демон заставил ее оступиться, она упала на спину, и тварь уже заносила над ней секиру. Я был в десятке метров и не успевал ей помочь. Чувство близкой потери наполнило душу, даже отсюда видно, как глаза Эйры, глядящей на кромку топора, наполнились смертельным ужасом.

Скорее от отчаяния, чем что-то соображая, я заорал, и руки сами собой вытянулись в сторону демона. Быстрее, чем опускается топор, я выдернул из головы что-то мешающее. Удар сгустившегося воздуха разорвал голову демона, словно она была не крепче спелого арбуза. Еще доля секунды и демон зажегся, как факел, облитый бензином.