Елена Грушковская - Перенос

— Извините, что прерываю ваше приятное общение… Мне бы поговорить с Феликсом.

Тип с бородкой весьма развязно отзывается, улыбаясь и щурясь за стёклами очков:

— Да-да? Чем могу быть полезен?

Значит, я правильно угадала: из троих лысых Феликсом является именно он. Я скромно вхожу, как могу, изображаю обаятельную улыбку.

— Здравствуйте. Меня зовут Натэлла. Я вот по какому делу…

— Ах, так вы по делу! Какая жалость! — восклицает Феликс, не дослушав меня. — А я думал, вы к нам просто — на огонёк… Вы бы очень украсили нашу компанию. Привнесли бы, так сказать, струю прекрасного.

Сомневаясь, стоит ли сейчас говорить с ним о деле, — на столе бутылка виски — я всё же ненавязчиво гну свою тему:

— И всё-таки… Понимаете, я ищу работу. Вам не требуется обслуживающий персонал? Ну, бармен или уборщица?

Феликс щиплет себя за бородку и возводит глаза к потолку.

— Гм! Требуются ли нам бармены и уборщицы? — повторяет он, как будто читая драматической монолог ("Быть или не быть?"). — Они всегда требуются, милая Натэлла. Значит, вы у нас претендуете на одну из этих замечательных должностей?

— Ну, в общем, если можно, — говорю я.

Лысые близнецы, скаля лошадиные зубы, откровенно разглядывают меня. Если хотя бы один такой приснится во сне, можно проснуться в холодном поту, а тут их целых двое! Феликс тоже мерит меня оценивающим взглядом и неожиданно говорит:

— Натэллочка, а вы не могли бы ваш плащик снять и этак повернуться вокруг своей оси?

— А это обязательно? — хмурюсь я.

— Я вас очень прошу, — говорит Феликс, подаваясь в своём кресле вперёд.

Я снимаю плащ и, держа его в руке, поворачиваюсь вокруг себя. Феликс принимается отчаянно щипать себя за бородку.

— Гм, гм, да! Значит, вы, милая девушка, с такими данными жаждете стать уборщицей? Занятно, занятно. И давно у вас, позвольте спросить, такое желание?

— Мне просто нужна работа, — говорю я. — Любая. Опыта работы барменом у меня нет, но я легко обучаюсь. Если вам не нужен бармен, я согласна стать уборщицей.

— Толик, Лёлик! — обращается Феликс к лошадинозубым близнецам. — Вы тоже видите это, или у меня одного глюки?

Толик и Лёлик только скалятся и ржут, ничего умного от них не слышно. Я говорю им:

— Молодые люди, что вы тут находите смешного? — Феликсу: — А вы, уважаемый Феликс, если вам не нужны работники, то так и скажите прямо, и я больше не буду отнимать у вас время.

— Ух ты, ух ты! — смеётся он. — А у нас ещё и характер! Замечательно… Натэлла, вы не обижайтесь. Просто я слегка… Как бы это сказать? В осадке, что ли. Такая девушка, как вы — и уборщица? Я бы вас танцовщицей взял, причём немедленно. Знаете, вы мне кого-то напоминаете… Не припомню, кого. Я серьёзно, ваше место — на экране или, на худой конец, на обложке журнала… Со шваброй в руках я вас как-то не могу представить, простите. В нашем клубе есть одна звезда, Йоко. Так вот, вы, Натэлла, пожалуй, можете сравниться только с ней.

— Я танцевать не обучена, — сухо говорю я.

— Но вы же сказали, что легко обучаетесь? — парирует Феликс.

Я не успеваю ничего ответить: входит Йоко.

— Привет, мальчики, — здоровается она. — Я не помешала?

— О, кто к нам пожаловал! — громко и развязно отзывается Феликс. — Как ты можешь кому-то помешать, Боже мой! Заходи, заходи, мы тебе всегда рады.

Он целует Йоко ручку, она присаживается на подлокотник его кресла и только тогда узнаёт меня.

— А это что за явление? — усмехается она.

— Вот, познакомься, — говорит Феликс. — Явление по имени Натэлла. Пришла устраиваться уборщицей или барменом. Скажи, ведь абсурд какой-то!

Взгляд непроницаемых японских глаз Йоко — задумчивый и загадочный. Они поблёскивают из-под полей белой ковбойской шляпы, красиво очерченные чёрной каймой ресниц.

— Да, нелепо, — говорит она.

Феликс, целуя пальцы Йоко, говорит:

— О, жемчужина моей души… Непревзойдённая примадонна и звезда "Атлантиды". Согласись, ведь эта девушка — не огранённый алмаз. Ведь она могла бы танцевать у нас и приносить нам ещё больше прибыли.

Йоко смеётся и отнимает у него руку.

— И составить мне конкуренцию? Вот уж нет.

— Ну, что ты говоришь, — подлизывается Феликс. — Ты всегда будешь вне всякой конкуренции. Ты первая, и всегда будешь первой. Я тут подумал… Может, ты могла бы дать ей несколько уроков? Мы бы посмотрели, на что она способна, а потом решили бы, принимать её или нет.

Йоко снимает шляпу и обмахивается ею.

— Собственными руками подготовить себе смену? — усмехается она. — Ты меня убиваешь, Феликс.

— Ну, я тебя прошу…

Йоко бросает шляпу на колени Феликсу.

— Хорошо. А она согласна? Вы у неё спрашивали? Она хочет быть танцовщицей?

Все смотрят на меня, в том числе лошадинозубые Толик и Лёлик.

— Можно попробовать, — говорю я.

9

На подготовку пробного номера Феликс даёт мне неделю. Вместе с Йоко мы придумываем завораживающий, гипнотический танец в восточном стиле, костюм для него Йоко даёт мне из своих резервов.

— Когда-то я пробовала создать что-то подобное, но номер почему-то не имел успеха. Я так больше и не танцевала в этом костюме. Посмотрим, может, у тебя такой танец прокатит.

Я слегка напрягаюсь, подозреваю подвох. Почему номер, провалившийся однажды у Йоко, должен иметь успех в моём исполнении? Может быть, Йоко просто хочет на корню пресечь появление конкуренции? Когда-то давно, в прошлой жизни, до переноса, я увлекалась танцем живота, и это очень помогает мне в создании этого номера. Он сложен для исполнения, текучесть и живость ртути сочетается в нём со змеиной гибкостью, но моё новое тело повинуется мне прекрасно.

— Да тебя практически нечему учить, — говорит Йоко. — Ты сама мастер, каких поискать. Единственное, что я могу тебе посоветовать, — это больше раскованности и секса. Именно на это зритель и пришёл смотреть.

Я решаю не лгать Вадиму и рассказываю, на какую работу я собираюсь устраиваться. Он относится к этому неожиданно спокойно, но ставит два условия, угадав мои собственные намерения: только танцевать и не показывать лицо. А ещё он желает видеть каждый мой танец — дома, один на один. Свой первый пробный танец я показываю ему, когда Лиза в школе, и он одобряет его. Неожиданно он изъявляет желание принять участие в его создании: он откуда-то приносит старую бутафорскую саблю в ножнах, усыпанных разноцветными каменьями — обычное стекло, но выглядит, как драгоценные камни. В последний день перед демонстрацией мой танец принимает свой окончательный вид: я добавляю к нему манипуляции саблей. Я вращаю ею, перекидываю из руки в руку, а на самом последнем аккорде музыки имитирую рубящий удар, который для пущего эффекта выполняю с подскока с разворотом. Если бы сабля была остро заточена, таким ударом можно было бы разрубить человека.