Евгения Прокопович - Вершина мира. Книга первая

Но уже поздно. Поздно. Я это поняла лишь два дня назад, что действительно поздно. Натурально! Явственно! Навсегда! На миллионы лет вперед и назад. Поздно открещиваться и забыть никак, хотя до этого все казалось так просто. По крайней мере, я пыталась себя в этом убедить.

Эжен пришел ко мне на работу два дня назад и язвительно сообщил, что Влад, видите ли, переселился жить в участок и ночует в одной из пустующих камер, как последний бомж. А еще он попросил меня не волноваться, заверив, что за бомжом присмотрят и не позволят натворить глупостей. Эжен и Никита полностью на моей стороне и поддержат любое мое решение, каким бы абсурдным оно не казалось с первого взгляда.

Я рассеянно поблагодарила друга, стараясь не выказывать эмоций. Я-то надеялась, что вернувшись тогда с вылета, найду Влада в его комнате, несмотря на нашу ссору, но его не было. Не пришел он и на следующий день. Только Эжен заглянул в неуклюжей попытке успокоить, а я, вместо того что бы пожаловаться другу продолжала смотреть в медицинские назначения, прекрасно зная, что по первому же моему слову Влада доставят домой, даже если при этом придется его заковать в наручники и тащить за шиворот. Но как бы мне этого не хотелось, изо всех сил делала вид, что Влад меня совершенно не интересуют. Вот только всегда понятные буквы расплывались странной вязью, а сердце сжималось тоскливой безысходностью. И эта самая безысходность сообщила, что не забыть, ни откреститься и отпустить полностью его я не сумею, и предстоит жить с этим оставшийся миллион лет, в которые вдруг превратилась обыкновенная человеческая жизнь.

А инстинкт самосохранения, ответственный за мое психологическое здоровье, подсказал безрассудную мысль, искрой мелькнувшую в мозгу: "А если все оставить как есть? Он ведь твой и деваться ему некуда! Ты его любишь и незачем обрекать себя на все круги ада, отпуская его! Перебесится, остынет, вернется. Ему же идти некуда, кроме как к тебе!" "Вернуться-то вернется, но простить — не простит, а так мне не надо!" Остудила я свой инстинкт самосохранения и он молча досадуя на мою глупость уполз в дальний угол сознания. Прости.

А Эжена участливо хмурящегося, и не знающего чем еще помочь я поблагодарила и отпустила с миром. Напоследок друг предложил притащить Влада домой силком, я лишь отрицательно покачала головой. Он, тяжко вздохнув, ушел.

Ну как я могу объяснить все другу, если не могу объяснить самой себе путаясь в собственных оскорбленных чувствах, жалости к себе и к своей любви, которой суждено долго и болезненно умирать? А Влад, что ж, он не виноват ни в чем и этого я тоже никому не сумею объяснить. Не поверят. Просто Влад вырос из наших отношений, как ребенок вырастает из коротких штанишек, а я и не заметила. И думать о будущем стало вдруг слишком поздно. Просто ему нужен воздух, тесно стало вот и все, и не остается ничего другого, как отпустить его. Я сумею. Я это уже почти сделала.

И вот теперь одинокая кружка с остатками кофе на почему-то именно обеденном столе. И тишина. Даже Олег и тот сбежал от меня к папе, а точнее к Нике, почти сразу за Владом, под предлогом интенсивной подготовке к экзаменам. Они с Никой решили закончить год экстерном, погулять на папиной свадьбе, родитель назначил ее на конец месяца, дня через два после запланированного мною отъезда Влада, и вместе с Сахой и Васькой полететь на Бору на каникулы. Но мне почему-то казалось, что экзамены только отговорка — Олег Владу симпатизирует, и меня осуждает изо всех своих подростковых сил. Ника не так категорична, но также не одобряет, даже заходить перестала. А впрочем, может я все это надумала и у подростков действительно идет серьезная подготовка к экзаменам, к тому же их отношения только в самом начале и они естественно хотят как можно больше времени проводить вместе.

Но почему же все-таки стол "обеденный"? Я еще раз оглянулась на кружку, раздумывая, стоит ли ее поставить в мойку или так сойдет. Но потом решительно развернулась на пятках и покинула каюту, пусть, когда вернусь, меня ждет хоть какое-то напоминание, что я еще есть. Ну, ничего. Последний марш бросок. Освобожу и устрою Влада, и можно будет отдохнуть. Как же я устала за этот год! Я вошла в лифт и нажала кнопку госпитального отсека. Впереди долгое и надеюсь тяжелое дежурство. Иначе я просто свихнусь за ночь.

…Влад покрутился на жесткой койке аккуратно застеленной тонким казенным одеяльцем слишком узкой для такого большого мужчины, стараясь удобнее устроиться. Раздеваться не стал, только скинул обувь, не лежать же на кровати в ботинках, неудобно как-то. Да и ребята из ночной смены могут притащить какого-нибудь постояльца, а тут он, Владислав Романов, собственной персоной развалился в неположенном месте, да еще и в ботинках! А разденешься и вовсе насмешек не оберешься, на него и так удивленно поглядывают, что живет в участке. До генерала, слава Богу, это пока не дошло, иначе заставил бы вернуться к Аньке, а этого Влад сделать никак не мог. По этическим соображениям. Хотя очень хотелось вернуться в свою комнату, в свой первый и последний дом. Барак домом не считается.

Конечно, в участке жить тоже не плохо, но до зубного скрежета надоело стирать трусы и носки в раковине душевой и сушить их под мощным феном, висящим на стене, поминутно оглядываясь, как бы кто не заметил. А потом вешать в шкафчике, досыхать, а с утра натягивать сырую ткань. Ему еще повезло, что в шкафчике болтался на случай командировки запасной комплект белья, иначе пришлось бы совсем туго. Влад усмехнулся и покачал головой, ишь, какой стал привереда! А давно ли считал за счастье, если на теле оставался маленький клочок ткани, едва прикрывавший наготу? Избаловала его хозяйка, ох, избаловала. А сейчас продаст.

Влад уже не раз корил себя за несдержанный разговор. Надо было сначала узнать, что она собирается с ним делать, а уж после взбрыкивать. И орать на нее не следовало, ведь она лучше, чем кто другой знает все его страхи. Вот сейчас возьмет и продаст какой-нибудь богатой идиотке и тогда прощай естественное мужское украшение. От этой мысли Влада прошиб холодный пот и он, вздрогнув, потряс головой, надеясь прогнать вылезший откуда-то с самого донышка души страх. Чтобы отвлечься он обвел глазами скудную обстановку камеры, в который раз подивившись, что его выгнали из дома. Он уцепился за эту мысль, обдумывая ее, можно на некоторое время забыть о неопределенности будущего. Итак, пошли уже пятые сутки, как его выгнали, а хозяйка так и не проявила интереса, куда он ушел. Это было более чем странно, раньше отслеживала каждый шаг. Пришлось признать очевидное — ей действительно плевать.

Но все же, что теперь делать? Он не может прожить остаток жизни в тюремной камере! Конечно, можно попроситься пожить у Эжена или Никиты, но Влад почти сразу отверг эту заманчивую идею, прекрасно понимая, что и тот и другой терпели его исключительно из дружбы к Ане и не больше. Генералу сейчас не до Влада, у него скоро в доме появиться молодая жена, да и в его каюте не осталось места. Влад тяжело вздохнул. За этими грустными мыслями он не заметил, как уснул. Разбудил его грубый толчок в плечо. Влад открыл глаза, по ним больно резанул слишком яркий свет, заставивший зажмуриться.