Софья Ролдугина - Тонкий мир

Я встряхнула головой, насильно заставляя себя вслушаться в речь Акери.

– Он не сломался. Это меня немного удивило. Я умею ломать людей… и не только. Даже не истязая их физически. Но гордый ледяной мальчик устоял. А потом выяснилось, что он не оставил своих планов отыскать покровителя… И тогда я заинтересовался Максимилианом серьезно. Выслушал его просьбу о защите, больше похожую на приказ. И задал потом только один вопрос: как он собирается мне платить за то, чтобы я помог ему сохранить земли клана?

И он снова меня удивил.

«Кажется, тебе нравится меня мучить, – сказал этот красивый мальчик. – Я согласен. Я буду приходить сам и делать то, что ты скажешь. Два условия: ты не будешь причинять мне непоправимого вреда и никогда никому не расскажешь о том, что делал. Это может помешать мне, когда я буду создавать свой клан».

Я очень сильно удивился. Максимилиан не просто блефовал. Он действительно верил в то, что говорил. В свое будущее, в то, что он станет князем… и что не сойдет с ума, пока будет моей игрушкой.

Но вслух я сказать этого не мог, поэтому произнес совсем другие слова:

«Твои условия лишают меня половины удовольствия. Зачем мне соглашаться на них? Не лучше ли получить тебя без всяких условий?»

Когда я замолчал, эта синеглазая дрянь засмеялась.

«Я знаю, что ты чувствуешь, – сказал он, и мне, князю, стало страшно от слов простого мальчишки. – Ты не станешь этого делать. Тебе интереснее будет, если я приду добровольно. Сын Нейарана подчинится тебе. Разве не это – твоя мечта?».

«А если я скажу, что этого мало?» – спросил я, но мысленно уже давно согласился на сделку.

Максимилиан не раздумывал долго.

«Тогда я предложу тебе еще и Тая. На тех же условиях. Не причинять необратимого вреда, не рассказывать никому о своих играх. Все остальное он тебе позволит».

«Ты уверен?».

«Ради меня он и не на такое пойдет», – рассмеялся жестокий мальчик.

Я восхитился Максимилианом.

Я принял его условия.

И, хотя за весь срок договора я ни разу не прикоснулся к Тантаэ, мальчик стал предателем. Дважды. Сначала он предал память Нейарана, вручив свою жизнь его врагу. Потом – предал Тантаэ, когда решил за него, что унижение лучше смерти…

– Хватит, – в коротком слове прозвучала почти мольба, но я совсем не стыдилась. Слушать рассказ о том, каким был Ксиль… о том, каков он на самом деле…

Нет, это было невыносимо.

Акери приподнялся на локте так, что наши лица оказались на одном уровне.

– Тебя шокировал мой рассказ?

– Нет, – угрюмо откликнулась я. – Ну вот ни фига… Извините, – смутилась я, когда в губы Акери дрогнули в намеке на улыбку. – То есть не слишком шокировал. Но мы с Ксилем потом обсудим мои чувства наедине, – добавила я с намеком, поднимаясь и демонстративно перешагивая через Акери. Даже если он не закончил с исторически-истерическими рассказами, то мои нервы уже точно истощились. Продолжит в другой раз, если Ксиль будет не против. Я лично вполне обойдусь без этих откровений.

Как будто раньше не ясно было, что князь запросто распоряжается не только своей жизнью, но и чужими.

– Уходишь? – окликнул меня Акери.

Я обернулась. Он лежал на ступенях на животе, подперев подбородок ладонью, и глядел на меня равнодушно-загадочными глазами сиамской кошки.

– Да. Спасибо за рассказ, было очень интересно.

– А ты не хочешь спросить, почему я выполнил обещание и помог Максимилиану?

То, как это было сказано, подразумевало: «Хочешь или нет, но ты меня дослушаешь, девочка».

Наверное, у меня сработали инстинкты, заставляющие детей слушаться взрослых, особенно когда те слегка… кхм, недовольны.

– Не хочу, но скажи, если хочешь, – вздохнула я, почти заставив себя вновь обратиться к Акери на «ты», а не на «вы».

Старейшина опустил ресницы – почти кокетливо.

– Я помог ему, потому что люблю его.

– Его все любят. Приятно было пообщаться… – почти грубо отозвалась я и развернулась.

Вслед мне долетел смех.

«О, нет, маленькая, я люблю его совсем не так… А так».

Перед глазами вспыхнула отвратительно яркая и живая картинка. У меня аж зубы свело от злости… А щеки загорелись так, что от них можно было прикуривать Рэмовы сигареты. Подозрения в самом ужасном взорвались в моей голове тысячей голосов.

Было противно.

А еще меня мучило ужасное предчувствие, что я где-то сама себя обманула.

– Послушай, Акери, – процедила я, опираясь на стену и глядя через плечо. – У меня очень большой опыт оправдания Ксиля. После того жертвоприношения я уже не думала, что меня что-то сильно зацепит. Но у тебя получилось. Поздравляю. Счастливо оставаться.

Я ущипнула себя за запястье, прогоняя навязчивые картинки, и вихрем взлетела по ступеням. К концу забега у меня легкие почти разрывались, но здоровая злость замечательно придавала сил. Даже лучше, чем энергетик.

Хлопки двух дверей – входной и в комнату – почти слились в один.

Ксиль безмятежно сидел на коврике у камина и смотрел на пляску пламени. Красивый до одури.

Зараза. Вряд ли он сильно изменился.

Дэйр, возлежащий на кровати с книгой, поспешно закрыл ее и, вглядевшись в мое лицо, неуверенно поинтересовался:

– Нэй… все в порядке?

Я скрипнула зубами. Дариэль мне пока был побоку.

Ксиль вжал голову в плечи. Слышит мои мысли – наверняка.

Хорошо. Значит, дойдет лучше.

– Значит так, мой хороший, – вместо внушительного, опасно низкого тона получилось какое-то нервное шептание. – Ты, конечно, у нас существо не моногамное. Как там было – «многие девушки считают, что у них есть ты»? Ну и замечательно, – ухмыльнулась я в шакарском стиле. – Развлекайся с ними, сколько хочешь. Но только попробуешь заглядеться на Акери – я тебя на листочки нашинкую, понятно?

Ксиль медленно обернулся ко мне – ошарашенный, почти до глупого хлопанья ресницами.

– Эй, Силле… а она ведь действительно ревнует…

Я медленно начала осознавать, что это такое только что наговорила.

Меня бросило в пот.

– Ревнует? – скептически поднял бровь Дариэль и вдруг обрадовался: – А ведь действительно… – и тут же помрачнел: – Бездна, ревнует – значит, любит…

Ксиль просиял улыбкой. Очень многообещающей улыбкой.

Я готова была со стыда под землю провалиться.

Но черта с два взяла бы назад бы хотя бы одно свое слово!

Эмоции в комнате витали такие, что черноту можно было горстями черпать. Я злилась и мучалась от стыда. Ксиль держался довольно нервозно, и в кои-то веки, кажется, был неуверен в себе. Дариэль выглядел почти безмятежным, но стоило приглядеться…

Уголки губ опустились вниз, взгляд стал спокойным и немного отрешенным – этаким «целительским профессиональным», пальцы переплелись «в замок» так крепко, что костяшки побелели… Похоже, и у Дэйра настрой выдался не самый бодрый. С чего бы он стал строить из себя «эльфа благородного среди чужаков»?