Софья Ролдугина - Тонкий мир

Долго мне пребывать в беспамятстве не позволили. Сунули под нос что-то вонючее, приложили к ссадине на виске смоченный в антисептике бинт… и хорошенько встряхнули:

– Значит, прогулялась до Лиссэ, маленькая врушка?

– Ой!

– Успокойся, Ксиль, я уверен, она нам все сейчас объяснит…

– Непоседливая, тупая, самоуверенная ве…

Звякнуло стекло. Князь осекся на полуслове, а на меня закапало что-то прохладное, с приятным сладковатым запахом.

Пальцы, до синяков сдавившие мои плечи, разжались. Я упала назад – к счастью, на этот раз на подушку – и рискнула открыть глаза.

Максимилиан сверлил меня мрачным взглядом. С волос вампира стекала вода. Не так уж много – только поверху намокло. Дэйр насмешливо смотрел на него, сжимая неловкими пальцами стакан.

– Остыл? – ласково поинтересовался эльф. – Или надо еще одну порцию успокоительного употребить, внутрь?

А, вот что это за запах был! Ну, конечно, валериана.

– Нет, спасибо. Ну что, малыш, – мне показалось, что в синий взгляд прожигает не хуже газовой горелки. – Расскажешь, куда ты пропала на целый день и кто отделал тебя до потери сознания?

У меня в горле пересохло.

– Ну? – нетерпение в голосе князя не предвещало ничего хорошего. – Может, мне просто переворошить твои мозги? Конечно, это будет немного неприятно, когда ты так закрываешься, но что поделать…

«Открыться» после свидания с демоном я не могла при всем желании. Инстинкты – страшная вещь. Но и позволять Ксилю «взламывать» сознание мне не хотелось.

Поэтому, собравшись с духом, я скороговоркой выпалила:

– Ходила в лес… – и сдулась.

Полагаю, вид у меня был ну очень забавный. И наверняка жалобный. По крайней мере, князь перестал грозно сверкать очами и необидно расхохотался:

– По грибы?

– Вроде того, – мне удалось немного расслабиться. В конце-концов, не будут же они бить свою… героиню.

Но уже оттого, что Дэйру с Ксилем пришлось из-за меня поволноваться, я чувствовала стыд.

– Я тоже погорячился, – немного неловко признал Ксиль, присаживаясь ко мне на постель. В желто-оранжевом свете лампы его лицо казалось очень усталым и гораздо более взрослым, чем обычно. – Ведь знал же, что ты собираешься отправиться на охоту за Древним, но понадеялся на свою телепатию, думал, перехвачу тебя до выхода… И прошляпил. Только после обеда догадался спросить у Лиссэ, когда она вернет нам тебя. И получил в ответ удивленный взгляд, – князь дернулся. На Дэйра я даже смотреть не рискнула – если уж Максимилиан изволновался, то что было с моим эльфом?

Чувство стыда за свое детское поведение стало жгучим и острым.

– Мне надо было попробовать, – упрямо проговорила я вслух, убеждая больше себя, чем их. – И все обошлось хорошо.

Максимилиан ничего не сказал. Только отвел глаза и погладил мою щиколотку – осторожно, поверх одеяла. Молчание нарушил Дариэль:

– Когда-нибудь, всего один раз, ты не сможешь сказать, что все обошлось. И этого раза, Нэй, хватит, чтобы разрушить всю твою жизнь.

Он медленно сжал и разжал пальцы – как будто любовался работой механизма.

От этого мне стало жутко. Люди не должны воспринимать себя просто как кусок плоти. И тем более – мой заботливый, добрый, отзывчивый эльф.

– Я сделала это ради тебя, – в порыве почти болезненной нежности созналась я. – Чтобы помочь…

– Ну и глупо, – с деланным равнодушием откликнулся Дариэль, не глядя на меня. Только в темноту за окном, где медленно кружились пушистые хлопья снега. – Вряд ли мне как-то поможет то, что преступника поймают. Мстить я не желаю. Зачем? Это бессмысленно. Гораздо легче простить и забыть… И жить дальше. И уж совершенно точно я не хочу, чтобы одна молодая, талантливая, добрая равейна пострадала из-за старого калеки.

– Не прибедняйся, – Максимилиан среагировал раньше меня, вскинув голову и грозно сверкнув глазами. – Старый калека, скажешь тоже! Ты – одно из самых прекрасных и удивительных созданий, которых я встречал.

Из уст Северного князя эта пафосная фраза прозвучала совершенно обыденно и до оторопи искренне. Но Дэйр только неопределенно качнул головой:

– Главное не то, что снаружи, а то, что внутри. А я себя ощущаю именно калекой. И старым.

– Дэйри, ты вовсе не калека! У тебя сейчас просто депрессия и… – подскочила я на кровати, откидывая одеяло, но Дариэль прервал мою речь:

– Я знаю, что ты хочешь сказать, Нэй. Поверь, не в депрессиях дело. Я вовсе не желаю умереть – строю планы на будущее лето, развлекаюсь, как могу, и все такое… Но так получилось, что сейчас моя жизнь – гораздо менее ценная, чем твоя, или князя, я уж не говорю о Меренэ.

– Глупости, Силле. Все жизни одинаково ценны… точнее, бесценны.

– Но целители и пророки всегда немного бесценней, чем простые парни, – усмехнулся эльф на реплику князя. – Если раньше тот же Леарги выцарапал бы меня из лап врагов, не скупясь в средствах, то сейчас он легко пожертвует своим бастардом ради высокой цели. Или низкой. Или просто потому, что не захочет мараться…

– Кстати, о Леарги, – с нажимом произнесла я, пытаясь увести разговор в сторону от похоронно-пессимистической тематики. – Мне нужно рассказать вам кое-что очень важное. Это по поводу расследования… и у меня будет просьба к тебе, Дэйр.

– Ну, если ты уже нормально себя чувствуешь, то можно и о деле поговорить, – вынес вердикт эльф. – Только не здесь. Пойдем в столовую, что ли…

– Да, можно будет достать вишневое варенье и заварить чаю! – со слишком уж бурным для искреннего энтузиазмом подхватил идею Ксиль. – Вставай, малыш, хватит уже валяться под одеялом.

– Идите пока, а я переоденусь. Не бродить же в доспехах по дому, – предложила я.

Заодно появится время обдумать все и составить хотя бы примерный рассказ и план действий.

Тем временем погода за окном изменилась. Задул сильный ветер, и ленивый вальс снежного пуха превратился в хаотическое, злое мельтешение. Время от времени стекла почему-то начинали дрожать, и тогда появлялось пугающее чувство. Казалось, что еще немного – и хрупкая прозрачная пластинка треснет, раскрошится, и в дом ворвется вьюга, бешеная, неукротимая и безжалостная.

Что творилось сейчас на улице, где жалобно скрипели в саду яблоневые ветки, а ветер потерянно носился между обледенелыми стволами, завывая, как по покойнику – и подумать страшно. Такие снежные и вьюжные декабри – редкость для Кентал Савал.

Но этот, наверное, войдет в историю.

– Что так долго? – ворчливо поинтересовался Максимилиан. После вспышки праведного гнева и возмущения моим безответственным поведением князь впал в другую крайность – инфантилизм. Это выражалось в том, что страшный и ужасный шакаи-ар забрался с босыми ногами в кресло, трогательно подтянул колени к подбородку и взирал на мир из-под разлохмаченной челки мультяшными глазами.