Rishanna - Леди Малфой

Похороны мне удалось пережить в здравом уме. Лил холодный дождь, земля, укрывающая под собой маленький гробик, больше напоминала жидкий грязный кисель. Ветер сбивал с ног, а в небе сверкали молнии. Люциус сгибался, но не от погодных условий, а от горя. Он мог горевать, и Драко мог и, о ужас, Белла могла! Да все, собравшиеся у могилы, могли. Всхлипывал даже Грэгори, украдкой утиравший смешанные с дождем слезы. Видимо, представлял на месте Патрика обожаемую Сюзанну, ведь сестра ему жизнь осветила лишь одним своим существованием. Я же стояла с прямой, как жердь спиной, и хотела плакать, очень хотела, но у меня не получалось.

После церемонии я зашла в большую богато обставленную детскую, предназначенную явно для двоих, посмотрела на пустующее место у кроватки со знаком Слизерина на боковой стенке, откуда недавно была убрана такая же для Патрика, заплакала, наклонилась над Габриэлем, все также молчащим и не издающим ни звука, и тихо-тихо прошептала:

— Я тебя люблю, но знаю, что это ты у меня его забрал, и я в курсе, что выбор неверный. Так и знай! Слышишь меня?! — ребенок весело угукнул, словно соглашаясь. — Если будешь хорошим сыном, я буду хорошей матерью, договорились? — Габриэль снова угукнул. Вполне возможно, он меня понял, и мы действительно заключили тогда своеобразный договор, а может просто показалось…

Но как бы горько ни было, я решила не проливать слез по тому, кто уже в земле, пока не отомщу тем, кто отправил его туда. Время для скорби появится после. Я нутром чувствовала, что виновный жив, и оправдать его жизнь у меня не получалось, но я бы с удовольствием оправдала его смерть. Потому, спустя три мучительных дня после похорон я, под руку с заботливо поддерживающим меня мужем, прибыла в Азкабан. Перед огромными мрачными воротами, охраняемыми сотнями солдат, постелили зеленую дорожку, и встречать нас вышел сам главный смотритель.

— Какая честь для меня, вы с супругой, лорд Малфой! Чем обязаны визиту, позвольте поинтересоваться? Нового постояльца нам прочите, кого-то известного, или так, просто плохого человека? — мужчина усмехался и жадно потирал руки в надежде, что мы все же обрадуем его какой-нибудь любопытной новой жертвой, и жернова этой воистину кошмарной и бесчеловечной темницы вновь разотрут в прах чьё-нибудь сознание и душу. Ему в удовольствие.

— Нет, Рамиль, мы с визитом, но не к тебе. И вот еще, держи постановление, — именно эта бумага станет последней, полученной от меня Уизли.

Уже через десять минут я непроизвольно, сама того не замечая, царапала ногтями полусгнившую на вид, но крепкую в действительности древесину мощной двери с маленьким решетчатым окошком, ведущим в камеру Чарли Уизли. Прильнув всем телом к сырой шершавой поверхности, я часто дышала и всматривалась в ничего не выражающее лицо когда-то сильного мужчины. В уголке его рта собиралась слюна, он смахивал её рукой, а она собиралась снова и снова. Язвы на теле, рваная одежда, местами выпавшие волосы — результат негодного питания и отсутствия солнечного света, ведь камера находилась на этаже ниже уровня земли. Передо мной, на каменном грязном полу, среди кучи зловонных объедков сидела оболочка. Не человек. Дементоры постарались. Они могут.

Разочарование захлестнуло с головой.

— Ты от меня не уйдешь! Не уйдешь! — дико орала я и отбивалась от сильных рук супруга. — Ты узнаешь, почувствуешь!!! — меня пытались оторвать от решетки, в которую мои пальцы вцепилась мертвой хваткой, но в тот момент я была сильнее. Во мне кипела уже не злоба, а чистое зло. Хотелось отомстить не столько за сына, сколько за себя, за то, что со мной произошло, за то, какой я стала, за испытанную нелюбовь к родным крохам, за всю боль! И уже неважно, имел ли Чарли к ней отношение, или не имел…

Его, конечно, казнили. В специальном отведенном помещении нижнего яруса. По моей просьбе убивали его не Авадой. Пожиратели изобрели новый способ, гораздо более наглядный и мучительный. Приговоренному разрезали запястье, и уже оттуда, с каждой каплей крови, из него уходила жизнь. Считалось, если маг раскается и признает свою вину, его помилуют. Но помилования за все время произошло всего два или три, а вот убитых таким образом насчитывалось великое множество. Железное кресло с высокой спинкой, яма под ним, предназначенная якобы для сбора крови и вливания её обратно владельцу, в случае чего. Когда через весь зал вели Чарли, громыхавшего тяжелыми цепями, я в очередной раз неприятно поразилась его отсутствующему и немного детскому взгляду, он озирался, выискивая вокруг хоть что-то знакомое, и на долю мгновения задержался на мне. Я затаила дыхание в предвкушении «того», всё осознающего взора, которого так ждала, но поняла, что посмотрел он не в лицо, а на яркое лиловое платье, его я предпочла черному. Мог такой ошметок личности ощутить всю полноту моей мести? Нет, не мог. Он умер быстро, а я осталась жить дальше. Уведомление родителям о смерти сына, стоя у стойки в канцелярии Азкабана, леди Малфой отсылала уже почти лениво…

Поплакав для приличия на плече Люциуса, довольного не меньше моего, я вместе с ним прошла все по той же парадной дорожке, только в обратном направлении, и аппарировала в Малфой-мэнор.

* * *

Пройдет неполный день, и окружающие люди поймут, что мой хохот и танцы в обнимку с плачущим, наконец плачущим сыном — не признак переутомления. Я сошла с ума. Рассудок просто помахал мне ручкой и покинул свою хозяйку. Я не воспринимала реальность такой, какой она была. Мне повсюду чудились Корнеры, размножавшиеся в моем воображении с пугающей скоростью, я рыдала ночами над мужем, потому что мне казалось, что он не дышит, отравленный хитрым ядом Северуса, я вскакивала в полночь и кидалась в детскую рядом со спальней, услышав плач сына, который обычно крепко спал в такие минуты, видимо, мне чудился писк покойного Патрика. Мерещилась мне и Полумна, поющая тихим голосом заунывные песни, и Чарли, и окровавленный Симус, и отвергнутые родители, и Рон, протягивающий мне букетик фиалок на день Святого Валентина в Хогсмиде, да много еще кто беспрепятственно посетил тогда мой воспаленный мозг. Домашние меры и такое же лечение не давали результата, мое безумие было клиническим и требовало срочного вмешательства колдомедиков в лимонных халатах. Меня поместили в больницу Святого Мунго тайно, под покровом темноты, и о пребывании супруги лорда Малфоя в палате для особо важных «гостей» знали только главные лекари и семья.

Больше трех месяцев меня пичкали всевозможными зельями, применяли очищающие разум заклятия, выхаживали и всячески старались вернуть меня в ускользающий реальный мир. Состав посетителей со времени моего пребывания в Королевском госпитале расширился. На этот раз я не возражала ни против Драко, ни против Алексии или еще кого, но не потому, что была не против, а потому что не могла говорить. Я днями сидела в плетеном кресле-качалке, аккуратно сложив руки на коленях и молча уставившись на белую стену.