Rishanna - Леди Малфой

— И давно?

— С крещения, — я разочаровалась. Значит знания не причем, и та толика зла в сыне не приобретена им, она все же врожденная…

«Развоплотиться он надумал что ли, чем ему собственный ум не мил?» — мысли о сыне ушли на второй план. С уходом Лорда Малфои пропали бы, растоптанные,как букашки! Слишком далеко мы зашли, обратного пути оттуда уже нет. Я ожидала реакции на такие свои мысли, уж больно сильным был всплеск эмоций, но Риддл лишь пытливо на меня смотрел, прямо как Дамблдор однажды, и не издавал ни звука.

— А вы что, мои мысли читать не можете? — я была поражена. — Или не хотите?

— Не могу.

— С тех пор?! — у меня челюсть отвисла.

— С тех, — он усмехнулся, а я невольно поежилась. — А что, в этой очаровательной юной головке есть неугодные мне мысли?

Я честно задумалась, вспоминая.

— Нет там таких мыслей…

— Вот видишь, а ты переживала!

— Когда?

— Тогда, в Риме. Не верила, что все способно измениться, а ведь изменения — это главный закон мироздания, Гермиона Грейнджер, не думающая плохо о Темном Лорде! — он засмеялся вполне обычным смехом, и ему начал вторить Габриэль, решивший хоть разочек показать матери, что способен веселиться не только в моменты, когда другим плохо. Мне, если честно, тоже хотелось смеяться, но что-то сдержало. Я лишь несмело улыбнулась. А теперь вот жалею, хохотать всегда стоит, если жизнь сама дарует такую возможность!

* * *

Носок, один детский носок в горошек и парочка переизданных правил, то есть законов, Волдеморта. Это всё, что я обнаружила под своей кроватью. Там было довольно пыльно, кстати. Кое-как я оттуда выползла, с еще большим трудом разогнулась и вновь забралась на постель. Смахнув с лица Люциуса «Пророка», страницы которого взлетали и шелестели каждый раз, когда супруг всхрапывал, я сложила руки на груди и глубоко задумалась. В комнате что-то изменилось, и это что-то от меня ускользало, я не могла этого понять, а оттого не могла и заснуть. Я облазила все углы, осмотрела два кресла у входа и одно у кровати, изучила изгибы ножек всей мебели, узор на шелковом ковре просмотрела, а он, зараза, мелкий! Я даже умудрилась залезть в камин, и не спрашивайте зачем, но все равно не успокоилась. Все вроде было на своих местах, но что-то меня беспокоило…

— Люциус! — ноль реакции, знал, что если подать звук, то я уже не отстану. Опыт, он в любых ситуациях опыт. — Ну Люциус! — я решила использовать не так давно мной придуманный, но действенный прием.

Кровообращение в период беременности у меня барахлило, и конечности моего тела в результате такой неполадки здоровья температуры были, мягко говоря, низкой. Муж однажды, чуть ли не краснея и весьма невнятно, но все же попросил меня на ночь одевать носки. В ответ я поинтересовалось: «Может еще и варежки натянуть?!» На меня махнули рукой и удалились, бурча себе под нос нелестные отзывы о магглорожденной супруге.

Я нехорошо усмехнулась, растопырила пальцы, чем-то напомнив себе хирурга перед операцией из любимого маминого сериала, и «наложила» ладони на голую грудь супруга.

— Аааа! Ты что делаешь?! Натягивай варежки, Мерлина ради, натягивай! — Люциус протирал глаза, но открывать их полностью не желал. — Ты рожаешь? Что-то с детьми?

— Да нет…

— Тогда какого черта?! Я сплю!

— Ну Люциус, ну хороший мой… — муж не то что глаза открыл, у него и рот открылся. С минуту он на меня просто смотрел, а потом сказал: — Ты же знаешь, что моего шпиона в Хогвартесе поймали? Что завтра у твоего «хорошего», — он передразнил меня, — трудный день.

— А не надо шпионов на первый курс запускать! Первокурсник не шпион, а головная боль, теперь вот не только профессоров, но и твоя! — позлорадствовала я.

— Да ладно… — муж забеспокоился, правды никто не любит. — Что там у тебя? Час ночи, а ты все ползаешь под мебелью…

— Так ты слышал и не спросил?!

— Ты меня снизу толкнула! Я сквозь сон... — разговор получался дурацким.

— В общем так, Люциус, в комнате что-то изменилось.

Муж резко подобрался, схватил палочку, и принялся озираться, готовый к худшему, правда, выразить свое недовольство все же не забыл.

— И ты все время чушь несла, прежде чем соизволила сказать, что в комнате чужие?!

— Да нет! Никто не нападает, и чужих нет, не будь параноиком! В обстановке что-то изменилось…

— Ты стены шелком отделала, в прошлом месяце, — тихо ответил он, видимо прикидывая, переправить меня в Мунго сейчас или можно поспать до утра?

Спустя минуту молчания, две минуты объяснения и сотню недоверчивых взглядов в мою сторону, Люциус все же сосредоточился, осмотрел спальню, помолчал еще немного и заорал:

— И это всё?! Ты почему меня никогда не жалеешь, почему я уже больше трех лет по ночам сплю плохо?

— Потому, что я тебя бужу? — невинно поинтересовалась я.

— Да, да и еще раз да! Набалдашники!

У меня внутри все похолодело.

— Какие набалдашники…?

— На ножках кровати, они блестят! Наверняка их Кисси полировала! Ты меня из-за подобной чепухи разбудила? Нет, честное слово, Гермиона, еще раз и спать будешь на софе в библиотеке…

— Но я…

— Сладких снов! — муж заснул моментально, как только его голова коснулась подушки.

А я еще долго смотрела немигающим взглядом на эти проклятые набалдашники и боялась…

Если вовремя не закрыть глаза, можно увидеть то, что ты видеть не должен. Может поэтому, по ночам, нам часто трудно разомкнуть веки и обнаружить вокруг себя не то, что ожидал, а совсем другой, скрытый от любопытных взглядов мир. Пусть не буквально, пусть это просто мир близкого человека, но ты все равно не хочешь лишать себя покоя и благородно оставляешь ему, этому человеку, право быть собой, право хранить свои тайны и право эти самые тайны творить. Но случается, что глаза не закрываются! Жизнь мучительно учит тебя и учит, но ты все равно спотыкаешься о свою совесть, свой разум и, не усвоив уроков, смотришь на все, наивно хлопая ресницами…

— Он отец Сюзанны, она моя крестница, я не позволю… — злобная монотонность моего голоса из любого изгнала бы остатки решимости, но Алекс была твердым орешком.

— Он знает, что ребенок не его, провел ритуал, подозрительная сволочь! — от ярости она пнула огромную напольную вазу в детской дочери, отчего тут же застонала от боли и схватилась за ногу. — Я тебе в сотый раз повторяю, это я не позволю!

Она знала, о чем говорила, никто из нас уже давно не страдал иллюзиями и напрасными надеждами. Михаэль Гойл пригрозил своей супруге адом для её новорожденного ребенка, если тот родится, конечно. Он не знал, с кем жена нагуляла ребенка, и узнать не должен был, никогда. Таков был её уговор с Риддлом. Подруга планировала растить его сына в доме Гойлов, с фамилией Гойлов и их солидным состоянием, увеличенным немалыми вложениями Волдеморта. Терпеть то, как над сыном, а ожидался именно мальчик, измывается якобы родной отец, она была не готова. Да и кто к такому может быть готов? Всякие Обливэйты и изменения сознания ею как вариант не рассматривались, у её детей должно было быть безоблачное детство, без малейшего намека на пасмурность. Она так решила. Не знаю, задумывалась ли она над тем, что дочь лишится любимого папы, но подозреваю, что нет, не задумывалась. Не светлый она человек, и не добрый, но мой.