Николай Ярославцев - Преднозначение

Призрак зашатался и, тускнея, начал расползаться под легким дуновением ветра.

-Пусть будет так, как ты скажешь, волхв. Только укажи, как мне выйти на дорогу мертвых. Туда, где ждут меня мои великие предки.

Радогор, не скрывая презрения, усмехнулся и опустил руку. Покосился на княжну, которая снова показалась из – за его спины. Задумался на мгновение.

-Пойдешь прямо через лес. Все время на полдень держи. А там, за виднокраем увидишь острые шатры. И людей с волосами, будто хлебная полова. И неисчислимые стада скота…

-Зачем, враг мой, мне туда идти?

-Там найдешь ты искупление своим грехам. – В глазах Радогора появился грозный блеск, а голос раскалился, как полоса железа в кузнечном горне. – Можешь и не ходить, если тебе нравится твое нынешнее существование. Настаивать не буду. Но если пойдешь, можешь развернуться во всю ширь, во весь, с позволения сказать, богатырский размах. Гуляй душа хоть одесну, хоть ошую. Чтобы днем озирались, а ночью спать боялись.

-Понял тебя, враг мой. – Призрак ярла, судя по голосу, повеселел. – А мне то, что от этого?

-Ваалхал, ярл. Ваалхал. – Радогор с насмешкой смотрел на ярла и его дружинников.

Призрак застыл, открыв рот.

-Рот захлопни. Простудишься. Рассвет.. Последний дух испустишь, чем жить будешь? – Радогор весело засмеялся.

И можно было бы думать, что ему по настоящему весело, если бы не холод в его глазах.

-Я к зиме сам туда приду. И если увижу, что все исполнил так, как я указал, сам сведу тебя в твой Ваалхал. Но чтобы все управил, как надо. Не то…

Радогор поднял руку и пошевелил перед носом призрака растопыренными пальцами.

-Понял меня, ярл?

Призрак испуганно отшатнулся, тело его дрогнуло и расползлось клочьями. Но видя, что сиюминутная расправа ему не грозит, собрался вновь.

-А не обманешь? – С надеждой спросил он. – Сумеешь ли?

Радогор поморщился.

-А тебе есть из чего выбирать? – Губы дрогнули в язвительной улыбке. – Но не бойся. Как сказал, так и сделаю. А теперь ступай прочь, Гольм. Княжна спать хочет. – И махнул рукой. – Ягодка, проводи гостей.

Но ярл, словно не слышал его слов.

-Поклянись, волхв.

Радогор снова поморщился, собрав брови на переносице.

-Гольм! Я или говорю, или не говорю. А если говорю, то делаю. Так меня старый Вран учил. Ты же не поверил мне, когда свою смерть увидел, а мог и поверить. Иди ярл – Свирепая секира. И думай лишь о том, как лучше управить то, что я тебе велел. Остальное, моя забота. Не зли меня.

Закинул руку за голову и поймал рукоять меча.

Призраки стремительно метнулись в одну сторону, в другую, нырнули в туман и растаяли в нем. И появились снова за доброю сотню шагов от них.

Радогор, в прищур следил за их бегством, повернулся к княжне. И засмеялся.

-Жизнь не в жизнь, а зубами за нее цепляются.

Влада все еще со страхом смотрела туда, где скрылись призраки.

-Досыпай, княжна Влада. Все самое интересное на сегодня кончилось. А дуб – отец тебе уже и водицы приготовил. Испей, и щечку на кулачок.

Княжна замотала головой.

-После того, что видела разве уснешь? – И указала взглядом на тающий туман. – Вот и пошла бы я с дружиной, кою воевода нарядить собирался, и обмерла бы от страха.

Радогор молча, бережно повернул ее за плечи лицом к дубу и подтолкнул к лазу.

-Живых бояться надо, княжна. А эти что? Дух бестелесный.

Но зашел вперед, чтобы принять на руки. Корни снова закрыли лаз. И Влада уже без принуждения склонилась над лужицей в корневище.

-Пей, княжна. Мне эта водица за одну ночь раны залечила. Рубцов и тех почти не видно. А ты же изголодалась только, и страхом себя извела, душой истомилась. Душа же не тело, враз не излечишь.

Отняла губы от лужицы, вытерла их тыльной стороной ладони. И виновато спросила.

-А ты, как бы, не испугался их, Радогор? И не смутился?

-Я же сказал, дух бестелесный. Да и ждал я их. Правда, не думал, что так скоро догонят. – Радогор снова привалился к знакомому корневищу. – Они всегда приходят, когда места найти не могут, к тому, от чьей руки смерть приняли. Этим же еще, ой, как долго без места бродить!

Влада, слушая его, стояла напротив, сцепив руки за спиной и глядя в землю.

-Не уснуть мне, Радогор. Боязно. Хоть и дух бестелесный, как ты говоришь, а страх – то какой! Так перед глазами и скачут до сих пор.

Пришла немного в себя, оттаяла и уж совестно самой под руку лезть. К тому же припомнила ненароком, что не девка сенная… княжна. И Радогору неловко по той же причине. Оторопь берет, как вспомнит, где ее рука лежала. Но не стоять же ей столбом до утра?

Пока думал и размышлял, она уже рядом. Опустилась несмело и устроилась рядом, зарывшись лицом в плечо.

-Ты не думай, Радогор. Я не бесстыдная. Боязно мне.

Облегченно вздохнула, подумав, хорошо, что темно и не видит он, как краска стыда залила ее лицо. От стыда ли, по другой ли, но тоже стыдной, причине.

От Радогора жаром пышет, как от жарко натопленной в светлице, печи. И меховой ласковой полости не надо. Вот так же ее лицо горело и в жар бросало, когда девки ее теремные, срамные речи при ней заводили и хохотали, подлые, поблескивая хмельными от тех разговоров, глазами. И губы кусали чуть не в кровь. А она сторонилась их или убегала на матушкину половину.

А теперь самой впору губы в кровь изгрызть!

А парень лежит спокойнехонько. Только сердце в его груди стучит. Громко. Ясно. Тук… тук… тук…

Из неволи увел. Ярла, зверя лютого зарубил. Призраков не страшится. Сам им грозит. Лесий язык понимает. И с бэром, зверем свирепым, на равных. Вран, птица – вещая…

Мысли бегут неспешно, лениво, туманя сознание и нагоняя сон. Трава пахучая дурманит.

Хорошо бы узнать, что в том колодце видела, который ей ворон показал. А как узнаешь? Будто занавесью занавесило тот сон.

Повозилась, сквозь сладкую дремоту, прилаживаясь к его плечу, бездумно закинула ему руку на грудь, затянутую тугой, поскрипывающей кожей. И улыбнулась.

-Хорошо то как!

А Радогор лежит, боясь пошевелиться.

Во сне люди себя не помнят, а наяву как в глаза глядеть? И как руку снять? А вдруг разбудишь?

Крепкие острые груди, коих под Неждановой рубахой прежде и не замечал подкольчужник проминают. Коленки в бок уперлись. А она спит, словно дитя малое.

Время бежит медленно, неохотно. Бэр морду в лаз опустил и скорбно повизгивает.

И невдомек Радогору, что давно уже не спит княжна. Лежит, сжавшись в тугой ком, и пошевелиться не смеет. И думает о том, сколько времени на плече у чужого парня пролежала, словно девка непотребная. И стыдно, и сладко ей от того, что лежалось ей так, как и на батюшкином плече не лежалось. А тело все истомилось, испеклось до черных уголечков. И груди налились сладкой тяжестью от его тела. Нет, не зря девки ее, срамницы, без вина хмелели и губы грызли от срамных разговоров.