Анна Аршинова - Девочка по имени Аме

Нет, ну это точно неправда! Хорхе любит придумывать истории, Данте знал, и потому не верил в это. Да чтобы представительный и интеллигентный ректор Академии Аши так дрался? Не может такого быть!

— Не верю, — заявил Данте.

— Твое право, — деланно равнодушно пожал плечами Хорхе, но видно, что его задело это недоверие.

— Ты говорил что-то об отлучках Эхиссы, — напомнил юноша, пользуясь красноречием своего родителя. А то, вдруг они завтра снова поссорятся, и много интересного узнать не получится.

— А что о них говорить? — удивился Хорхе с таким видом, что все ясно и без того. — Она на месте не сидит, а Рихард не такой. Вот уж кого с места не сдвинешь.

— Но все-таки они вместе, — улыбнулся Данте.

— И, честно, никто понять не может, отчего это произошло.

Как оказалось, Хорхе был сплетником. Ему нравилось обсуждать всех, особенно представителей своего клана. Иногда он говорил об Академии, ничего конкретного, и на попытки развития темы не шел, и эти упоминания только разжигали интерес. Данте хотелось побыстрее попасть туда, а до конца лета еще несколько недель, да и ограничитель пока не готов. На вопрос, когда его сделают, Хорхе не ответил, и Данте вспомнил, что они по-прежнему в ссоре. И, повинуясь непонятному ему самому порыву, вдруг решил объяснить свое поведение:

— Я скучаю по ним, — произнес он, поджимая губы.

Хорхе долгое время смотрел на него, ничего не говоря, всматриваясь в его лицо, будто хотел в нем что-то прочитать. Конечно, он понял, что речь шла о бывших родственниках Данте.

— Это естественно, — наконец произнес он.

— Ты пытаешься меня привязать к себе! Требуешь… — Данте распалился, начал говорить с жаром, но потом осекся, не зная, стоит ли заканчивать.

— Требую чего? — на лице Хорхе снова было ненавистное высокомерное выражение, а на губах усмешка.

— Ты знаешь, — выдохнул Данте. — Не стоит. Дай мне время.

Хорхе театрально вздохнул, закатив глаза.

— Мы должны любить всех людей одинаково, понимаешь? Выделять кого-то конкретного только потому, что с ними тебя связывают воспоминания, будет большой ошибкой.

Данте понимал. Он понимал так четко и полно, что пути назад нет, что люди прошлого — совершенно чужие, но просто не мог. Не мог. Это было сильнее его.

— Я еще не готов их отпустить…

Он умоляюще посмотрел на родителя.

— Но тебе придется. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше, — в голосе Хорхе скользнула усталость. Он поднялся на ноги, захватив с собой катану, что лежала слева от него, и пошел к выходу. Данте смотрел ему вслед. — Потому что в Академии будет Сарумэ Акито. Он может причинить тебе много боли, если ты не справишься с собой.

Данте кивнул спине Хорхе. Родитель неспешно вышел, а молодой ками продолжал смотреть невидящим взглядом в пустой дверной проем, будто бог мог вернуться. До первого дня осени оставалась неделя. Данте ощутил, что в душу закрадывается страх.

У молодого Хищника из рода Идзанами появилась новая традиция по утрам. Он приходил к пробоине в стене и садился напротив нее. Он ждал, что придет Ебрахий, но упрямец не хотел появляться. Это несколько раздражало.

Однажды утром вместо отпрыска появился родитель. Он посмотрел на Данте, сидящего на траве, и приветливо ему кивнул. Юноша, не ощутив даже колебания привычного раздражения или ярости, которая неизменно приходила, стоило ему только почувствовать чужого ками, слабо улыбнулся в знак приветствия. Наверное, ками принял это как приглашение и направился к Данте. Молодой Хищник наблюдал, как Цукиеми неспешно идет в своих черных, точно ночь, шелках — на нем была потрясающая накидка с вышивкой, распахнутая, а под ней находилась такого же цвета легкая атласная сорочка, перевязанная широким поясом-оби и декоративным шнуром с пушистыми кисточками на концах. В черном Бог Счета Лун выглядел величественно. Длинные черные, слегка вьющиеся волосы свободно рассыпались по плечам, а красные глаза на бледном лице смотрели спокойно и дружелюбно. Цукиеми легко переступил через стену — барьер безропотно пропустил его, лишь слегка задрожав и тонко зазвенев.

Данте встал на ноги и поклонился.

— Не стоит, — произнес Цукиеми, делая царственный жест рукой.

Бог- Хранитель, который никогда не перерождался, а, следовательно, сохранивший свое первоначальное тело. Ему не нужен был меч, чтобы не стать йокаем, ему не нужны были ограничители. И на него не хотелось наброситься, как на остальных. Данте почувствовал приступ легкой зависти.

— Прости мое любопытство, Данте из рода Идзанами, но, увидев тебя, мне захотелось поближе взглянуть на тебя. Не возражаешь?

Молодой ками был несколько сбит с толку таким обращением.

— Нет. Конечно, нет, — Данте не был бы Данте, если бы не умел быстро ориентироваться в ситуации.

— Хорошо.

Цукиеми пристально взглянул на него, и подошел ближе. Хотелось сделать шаг назад, но вряд ли это было хорошей идеей.

— Ты дал клятву защищать людей любой ценой. Скажи мне, что тебя побудило к этому?

Наверное, надо было отвечать.

— Я… убил человека, — от этого признания он едва не задохнулся от чувства вины. Почему-то казалось, что сейчас в глазах Цукиеми вспыхнет отвращение, и он просто развернется и уйдет, но этого не произошло. Наверное, в своей Преисподней Цукиеми научился ко многим вопросам относиться… философски.

— Понятно. Но знаешь ли ты, что означает твоя клятва?

— Я… — Данте не знал, зачем ему задали этот вопрос. Ведь из самой клятвы и так ясно, что она значит.

— Ты еще и поклялся никогда больше не убивать людей, Данте, — в его глазах светилась грусть. — А если ты не можешь это сделать, то род Идзанами на тебе прервется. Если, конечно, Эхисса не захочет сделать себе еще отпрысков.

Последнее слово было произнесено с какой-то странной интонацией… пренебрежения? Насмешки? Кто его знает.

— Если я не могу, есть еще Хорхе и Рихард. Почему обязательно род должен прерваться? — с неожиданным жаром воскликнул ками.

— Потому что ками становится родителем лишь однажды. Убийство человека — это великий стресс, второй такой убьет или сведет с ума самого ками, понимаешь?

— А я? — спросил Данте, вновь чувствуя себя виноватым. Ему казалось, что он всех подвел. И все из-за его глупости и невнимательности!

— А ты даже руку поднять на человека не сможешь, — и теперь в этих глазах застыла жалость. Красные, немного ужасающие, карминово-красные глаза, казалось, были единственными, кто подавал хоть какие-то признаки эмоций.

— Простите… — Данте опустил голову.

— Ничего, — губы дрогнули в подобии улыбки. — Есть и хорошая новость: возрождение брата Сусаноо или сестры Аматэрасу отложено на неопределенный срок. Было предсказано, что для Двенадцатого исхода они родятся в роде Идзанами, Данте, — объяснил он, предупреждая вопрос юного ками.