Марина Дяченко - Шрам

— Приглашаете? С какой стати, и что, если я откажусь?

Офицер снова кивнул и снова удовлетворённо, будто бы только и ждал подобного вопроса:

— Мы действуем по приказу господина судьи, — в подтверждение своих слов он потряс своей стилизованной плетью, — и уполномочены принудить госпожу, если она откажется следовать за нами добровольно.

И тогда Эгерту немыслимо захотелось, чтобы Тория оглянулась на него.

Чего, казалось бы, проще — оглянуться в поисках помощи, поддержки, защиты… Но он с самого начала знал, что она не обернётся, потому что защиты от Солля ждать не приходится, а встретившись взглядом с его страдающими, виноватыми, измученными глазами не ощутишь ни поддержки, ни надежды. Он знал это и всё равно беззвучно просил её обернуться, и она уже хотела было сделать это — но замерла на половине движения.

— Господа, — вмешался ректор, и Солль увидел, как совсем по-старчески мотается на тонкой шее его голова. — Господа… Это… немыслимо. Никогда ещё в этих стенах никого не арестовывали… Это храм… Это прибежище духа… Господа, вы творите святотатство, я пойду к бургомистру…

— Не волнуйтесь, господин ректор, — проговорила Тория медленно, будто раздумывая. — Я полагаю, что недоразумение вскоре разрешится и…

Оборвав себя, она обратилась к офицеру:

— Что ж, я поняла, что вы не остановитесь и перед насилием, господа, а я не желаю, чтобы в этих и без того осквернённых стенах произошло ещё и насилие. Я иду, — она шагнула вперёд, быстро закрывая за собой двери кабинета, будто желая этим последним движением защитить Солля от посторонних взглядов.

Дверь закрылась; Эгерт стоял, вцепившись ногтями в ладони, и слушал, как отдаляются по коридору грохот сапог, перешёптывания смятенных студентов и причитания ректора.

Здание суда было самым тяжёлым, самым громоздким, самым неуклюжим сооружением на площади. Эгерт привык десятой дорогой обходить железные двери с чеканной надписью «Бойся закона!», а круглая чёрная тумба с небольшой виселицей, где болталась в петле тряпичная кукла, казалась ему страшной и отвратительной одновременно.

Шёл мокрый снег — Соллю он казался грязно-серым, как слежавшаяся вата. Башмаки по щиколотку увязали в холодной каше, и по фонарному столбу, служившему Соллю чем-то вроде пристанища, струйками сочилась вода. Дрожа всем телом, переминаясь с ноги на ногу, он до боли в глазах вглядывался в плотно закрытые двери, теша себя изначально глупой надеждой: вот железный капкан разожмётся и выпустит Торию.

Стайка студентов, вначале составлявших ему компанию, понемногу рассеялась — понурые, подавленные, они разбрелись, не глядя друг на друга. В здание суда входили и выходили разные люди — либо чиновники, важные или озабоченные, либо стражники с копьями, либо просители со втянутыми в плечи головами. Дыша на озябшие пальцы, Эгерт гадал, предъявили Тории обвинение или ещё нет, и в чём её обвинили, и кто теперь поможет, если даже визит ректора к бургомистру окончился ничем.

Он провёл на площади полную страхов длинную ночь, освещённую едва теплящимся светом фонаря да зловещими отблесками в окнах угрюмого здания. Рассвет наступил поздно, и белесым утром Эгерт увидел входящих в железные двери служителей Лаш.

Их было четверо, и все они казались Соллю похожими на Фагирру; двери закрылись за ними, и Эгерт скорчился у своего столба, изнывая от страха, тоски и безысходности.

Обвинение, конечно же, исходит от Лаш. Откуда-то из давних воспоминаний выплыли слова Фагирры: «Городской судья всё так же прислушивается к советам магистра…» Да, но всё-таки орден Лаш — это ещё не суд! Может быть, судье можно объяснить… Раскрыть глаза… Возможно, Чёрный Мор отнял близких и у него, Мор ведь не разбирает ни чинов, ни должностей…

Из железных дверей спешно вышла группа стражников — Соллю показалось, что он узнает офицера, арестовавшего Торию. Безжалостно размётывая сапогами снежную кашу, стражники поспешили прочь, и Эгерт выругал себя за глупую мнительность — ему показалось, что они снова направляются к университету.

Был бы жив декан… Был бы жив декан Луаян, разве посмели бы… А теперь Тории не на кого рассчитывать, кроме…

Он прижался щекой к мокрому холодному столбу, пережидая приступ страха. Подойти к железной двери, минуя казнённую куклу, переступить этот порог… Но ведь Тория уже переступила его.

Долго и с пристрастием он уверял себя, что ничего страшного нет в предстоящем ему деле — он просто должен войти, а потом и выйти, вот только надо увидеть судью, убедить его… Судья — это не Лаш… А Тория уже там, возможно, он увидит её…

Эта мысль оказалась решающей. Сразу вспомнив все свои защитные ритуалы, скрестив пальцы одной руки и затиснув пуговицу в другой, он по сложному извилистому маршруту двинулся к железной двери.

Ему ни за что не хватило бы смелости взяться за ручку — но, по счастью или на горе, дверь открылась перед ним сама, выпуская какого-то писца с бесцветным взглядом; Соллю ничего не оставалось делать, как шагнуть вперёд, в неизвестность.

Неизвестность обернулась низким полукруглым помещением со множеством дверей, голым столом посередине и скучающим стражником у входа; стражник и не взглянул на вошедшего Солля, а вялый молодой канцелярист, рассеянно водивший по столешнице кончиком ржавого перочинного ножа, покосился вопросительно, однако без особенного интереса:

— Дверь закройте плотнее…

Дверь и без Эгерта захлопнулась намертво, как дверца клетки. Задребезжала прикованная к засову цепь.

— По какому делу? — поинтересовался канцелярист. Вид его, сонный и вполне заурядный, немного успокоил Солля — первый, кто встретил его в столь страшном учреждении, выглядел ничуть не более зловеще, нежели какой-нибудь лавочник. Собравшись с духом, изо всех сил сжав свою пуговицу, Эгерт выдавил:

— Дочь… декана Луаяна из университета… арестована вчера… Я… — он запнулся, не зная, что говорить дальше; канцелярист тем временем оживился:

— Имя?

— Чьё? — глупо переспросил Солль.

— Ваше, — канцелярист, по-видимому, давно привык к тупости посетителей.

— Солль, — сказал Эгерт после паузы. Мутные глаза канцеляриста блеснули:

— Солль? Вольнослушатель?

Неприятно поражённый такой осведомлённостью, Эгерт через силу кивнул. Канцелярист почесал щёку кончиком ножа:

— Думаю… Погодите-ка, Солль, я доложу, — и, неслышно выскользнув из-за стола, чиновник нырнул в один из боковых коридоров.

Вместо того, чтобы обрадоваться, Эгерт снова испугался — сильнее, чем прежде, до дрожи в коленях. Ноги его сами сделали шаг к двери — дремлющий стражник повёл глазами, и рука его рассеянно легла на древко копья. Эгерт застыл. Второй стражник, неторопливо появившийся оттуда, куда улизнул чиновник, оглядел Солля критически — так повар оглядывает принесённую с базара тушку.