Ната Чернышева - Тропою снов

Я уходила, я уже почти ушла насовсем, когда пронзило вдруг запоздалым страхом: Юлеська! Я не могла его бросить. Из-за меня он полез сюда, один, без подготовки, такой глупый, такой беспомощный… Я должна его остановить! Обязана!

И словно вырвало что-то из водоворота, вынесло на поверхность. Я оказалась на небольшой площадке, летящей ввысь, в пронзительную синеву неба. Глубоко внизу пенились кружевными волнами залитые солнцем облака. Под облаками, я помнила это отрешенным знанием Храма, стоял огромный город, и над городом вновь начинал моросить мелкий осенний дождик. Но здесь ярко светило солнце, и облака были одеты в нарядные праздничные кружева, ничуть не похожие на мрачный темно-серый ковер, видимый с земли…

— Юлеська, — беспомощно выговорила я.

В центре площадки выложен был цветной мозаикой треугольник. Толстая белая черта отделяла его от остального пространства. По углам треугольника вздымались ввысь колонны трех оттенков — белого, серого и черного. Самая толстая, черная, была с доброе дерево в обхвате, белая — раза в два поменьше, ну а серая вовсе выглядела туго натянутым нуром не толще мизинца…

Внезапно я поняла — колонны были не из камня. Они состояли каждая из одной изначальной Силы — Тьма, Свет и Сумрак. Где-то в совсем уже немыслимой вышине они сходились в одну точку. И эта далекая точка, маленькая, почти невидимая, пугала до одури.

Прямой портал в Междумирье, вот чем она была. Я представила, что случится, если встать в центре треугольника, как раз под нею, и мне стало очень жутко, до дрожи в коленках.

Юлеська тоже испугался. Он стоял у черты и не находил в себе мужества сделать шаг. Вся его безрассудная глупость исчезла, едва только он понял, что натворил.

— Юлеся…

— Не подходи! — крикнул он. — Не подходи, а то шагну… туда…

— Не надо! — быстро сказала я. — Дай мне руку. Дай. И уйдем отсюда, пока Баирну не вернулся. Ох, и влетит же нам обоим…

Он стоял, кусая губы, словно обдумывал мои слова. А что тут думать-то? Ноги отсюда делать надо, и побыстрее. Пока Верховный и впрямь не вернулся.

— Поцелуй меня, — сказал вдруг Юлеська. — Поцелуй, тогда отойду!

Вот глупый. Можно подумать, между нами что-то изменится от этого поцелуя! Так я ему и сказала, добавив:

— Не дури!

— Поцелуй, иначе шагну!

И он занес ногу над белой чертой.

Стоит только ее пересечь, и дороги назад уже не будет. Там, в центре площадки, Юлеське придется выбирать ни много ни мало, — свою дальнейшую судьбу. И если он ошибется, если ему не хватит сил, он погибнет. Отправится прямиком в Междумирье, на сорок жизней вниз по Спирали. То-то и точка портала снизилась, стала ощутимо крупнее. Ни дать ни взять жадная пасть, нависшая над головой.

— Ты вверх посмотри, дурень, — нервно сказала я. — Видишь? Нравится?

Юлеська поднял голову, да так и замер с занесенной ступней, позабыв поставить ее на место. Его явно впечатлило еще сильнее, чем меня.

Жутью веяло от безодибного на первый взгляд, тускло-серого кругляша. Жутью, и смертной тоской. Не могу сказать, но при одном взгляде на эту штуку замирало сердце, и ноги отказывались держать. Мне показалось, что она опять снизилась и укрупнилась. Ужас взвыл во мне на тысячи голосов.

— А теперь осторожно… шаг назад… давай, Юлеся. Дай руку!

Полыхнуло вдруг нестерпимым жаром. Колонна Света внезапно раздвоилась, и вторая ее половина начала падать прямо на нас, заливая мир ослепительным сиянием, выжигая вокруг все тени. Юлеська заорал не своим голосом… я шарахнулась и въехала рукой прямиком в столб Сумрака. Зажмурилась, ожидая, что вот сейчас мне полруки и срежет напрочь, и отрезанная кисть перелетит за край, канет в безбрежное облачное море… еще на голову кому-нибудь из горожан свалится. Но рука осталась целой. Лишь мазнуло по коже влажным, невесомым теплом. И все…

Я открыла глаза, не доверяя своим чувствам. Нет, рука была на месте. И Юлеська тоже прекратил верещать. Нет, он не умер, не растворился в портале, ведущем в Междумирье. Просто я на его месте тоже не посмела бы рот раскрывать для визга. Злющий аль-нданн Баирну держал его за ухо, и это было то еще зрелище, можете мне поверить. Ведь Юлеська выше Верховного на целую голову! Но зато сразу видать, кто из них двоих дурак. И рост не помеха.

Все, решительно подумалось мне словно бы со стороны, как про чужое. Сейчас нам головы оторвут, обоим. Вот прямо сейчас…

Краткий миг, словно падение с неимоверной высоты. Я испуганно зажмурилась, а открыв глаза, обнаружила, что мы, все трое, стоим на берегу озера, а от Храма осталось лишь отражение на поверхности воды, спокойной, несмотря на моросящий мелкий дождик.

Я осторожно потерла руку, по которой получила от Сумрака. Мне показалось, будто к коже в том месте прилипло что-то вроде легкой клейкой паутинки из тех, что летают по воздуху в разгар бабьего лета.

Верховный отпустил Юлеськино ухо, уселся на ближайший валун, закинув ногу на ногу, и жестом велел объясниться. Взгляд у него был… ой. Такого взгляда никому не пожелаю. И еще эта его всегдашняя улыбочка. В последний раз он так улыбался, когда перед ним поставили пойманную Матахри.

Юлеська мялся и сопел, не зная с чего начать и чем закончить.

Аль-нданн Баирну умел убийственно внимать. Ему достаточно было услышать что-либо, чтобы это прозвучало глупо. И Юлеська это прекрасно понимал. Понимал, что его слова, все, сколько он успеет разыскать, прозвучат глупо. Так, что от стыда потом не отмоешься до самой старости… Но и промолчать нельзя было тоже.

— Я… я люблю ее! — выкрикнул он вдруг, кусая губы. — Я ее никому, — он задохнулся, и упрямо продолжил, — никому не отдам! Даже тебе, слышишь?

Я прижала ладони к щекам. Ой, дура-ак… Я еще могла как-то терпеть его глупую ревность, но чтоб Верховному такое высказать… дурак, что тут скажешь, дурак и есть! Ой, что с ним сейчас будет!

Я осторожно поглядела на Верховного. Что он сделает, как мальчишку глупого накажет? Но Баирну больше не улыбался. На мгновение его лицо стало печальным и строгим, и я удивилась, но уже в следующий миг странное это выражение пропало; Верховный стал вновь, как всегда, невозмутимым и спокойным, навроде камня, на котором сидел. Он посмотрел на меня, и я не выдержала, отвела взгляд.

Ну я-то что могу поделать с Юлеськой? Вбил себе в голову эту любовь, а она же ничего, кроме бед, нам обоим не приносит. И вот уже до вершины Храма довело. Сделать бы что-нибудь с этим дуралеем, чтобы он перестал мне надоедать…

Верховный снова посмотрел на Юлеську. Потом опять на меня. Взгляд обжигал яростным гневом. То, что мы оба полезли к Храму, не имея на то никаких прав, даром нам не обойдется, можно даже не мечтать. Счастье, что еще в живых остались. За Юлеську, поскольку он несовершеннолетний и своего ралинза еще не имеет, ответят его родичи. А чтобы нам обоим жизнь сахарной не показалась, придется нам на некоторое время заняться чисткой городских улиц и водостоков. Это работа простая, наличия ралинза не требует, так что мы справимся. Заодно подумаем над своим поведением.