Евгений Малинин - Уругумская сталь

– А мне не хотелось бы, чтобы разведчики раньше времени совались в Лютец! – Точно таким же, излишне жестким тоном проговорил Вотша. – Постарайся внушить своим людям, чтобы они не слишком провоцировали оборотней и не пытались с налету захватить город – нам лишние потери не нужны, как не нужно, чтобы кого-то из них захватили в плен!

Выжига криво усмехнулся, но кивнул, словно бы соглашаясь с Вотшей. Затем он развернул коня и поскакал к своему отряду. Вотша Махась и Сафат посмотрели ему вслед, затем тоже развернули коней и направились к своим людям. На этот раз Вотша поехал вместе с Сафатом.

Спустя полчаса шесть десятков извергов из отряда Выжиги направились в сторону холмов, и только три из них выехали верхом. Следом за ними, к самому подножию Оршанских холмов выдвинулись дозоры и сторожи, сотни две извергов рассеянные по границе долины, притулились под кустами, растворились в небольших, прикрытых высокой травой ложбинах.

Солнце, между тем до половины опустилось за зубчатую стену леса, и через всю равнину до самых холмов протянулись прохладные зазубренные тени, накрыв своим легким флером невиданную доселе массу извергов. А те, рассевшись десятками на подстеленных плащах, а то и прямо не траве, запалили костерки, и в тихом, замершем в предзакатном молчании, воздухе потянулись вверх тонкие прозрачно-синеватые дымки. Скоро запахло разогретым маслом, жареным мясом, начали постукивать ложки по донышкам мисок…

Час Вепря накрыл долину быстро сгущающимися сумерками, в котором явственней засветились трепещущие огоньки костров, и словно отблески этих огоньков, на небе начали проклевываться звезды.

Ужин давно был съеден. Вотша сидел на мягкой овечьей шкуре и задумчиво смотрел, как по ярко-багровым угольям догорающего костра пробегают короткие бесшумные язычки пламени. Голова его была пуста и только на периферии сознания, неуловимо, но настойчиво повторялась какая-то далекая, смутно знакомая музыкальная фраза, и ее эхом отдавались несколько слов, никак не желавшие складываться в поэтическую строфу.

Рядом с ним о чем-то переговаривались вполголоса Сафат с Падуром, но Вотша не прислушивался – его разум отдыхал, как и его тело, и только где-то в груди шевелилось некое смутное беспокойство, словно что-то еще надо было сделать перед тем, как глаза сомкнуться под давлением подступающей дремы…

Вдруг под багровыми угольями что-то громко треснуло, над костерком взметнулся вихрь быстрых мельтешащих искр, и Вотша, проследив взглядом их полет, невольно поднял глаза к ночному, залитому звездным светом небу. И тут же в его голове вспыхнуло: «Волчья звезда!!»

Ему вдруг невыносимо захотелось еще раз увидеть Волчью звезду – оранжевый глаз, следивший за ним с самого его рождения, преследовавший его на всех дорогах этого Мира, грозивший ему, как и любому другому извергу, посмевшему нарушить главный закон, установленный Матерью всего сущего – закон полного повиновения изверга многоликому! Ему захотелось взглянуть прямо в этот оранжевый глаз и… выдержать ее взгляд, без внутреннего трепета, не прячась!

Вотша медленно поднялся. Переговаривающиеся изверги разом смолкли и посмотрели на своего предводителя, а тот, подняв глаза к небу, негромко произнес:

– Пойду-ка я, пройдусь. Вы меня не ждите, ложитесь отдыхать.

– Возьми с собой пару ребят, Старик… – Неуверенно предложил Сафат, но Вотша отрицательно покачал головой.

– Не тревожьтесь, ничего со мной не случится. Да я и ненадолго.

И он шагнул от костра в ночную темноту, в жесткую, короткую траву, расстелившуюся до самых Оршанских холмов. Скоро костры извержачьей армии остались у него за спиной, ночная, прохладная тьма обняла его и прикрыла от чужих глаз. Ни один дозор, ни одна сторожа не остановили его – слишком хорошо он был известен каждому извергу, знавшему, что такое уругумская сталь.

Вотша поднялся почти до самой вершина ближнего к лесу холма и уселся под низким, одиноко торчащим кустом, лицом на восток, туда, где скоро должна была появиться Волчья звезда. Час Вепря истекал, и скоро она должна была взойти над горизонтом.

Он сидел долго. Ночная прохлада медленно прокрадывалась под куртку, остужая кожу, выдавливая тепло из складок одежды. Трава и листья куста, под которым он притулился, остывая, покрывалась капельками холодной росы, и эти капельки скатывались на руки, падали на лицо, словно слезы, проливаемые… кем?.. Природой?.. Матерью всего сущего?.. Над кем?.. Он не думал об этом, он ждал…

Искры костров на равнине пригасли, неясный гул, доносившийся со стороны лагеря извергов затих, и на смену ему пришли обычные звуки ночи – редкое хлопанье крыльев ночной птицы, порой, шелест ветра в траве, безумолчное стрекотание… стрекотание… стрекотание… И одиночество, которое любой человек начинает ощущать и понимать только ночью.

Вотша невольно закрыл глаза и представил себе, что завтра, при свете солнца на этом огромном поле сойдутся две доселе немыслимые в этом Мире рати – рать многоликих, поправших закон стаи и впервые собравшихся под одним, единым знаменем и рать извергов, поправших собственное бесправие, собственное рабство и объединенных уругумской сталью – символом свободы. Перед его внутренним взором ярко встали…

И в этот момент он почувствовал, что за ним кто-то наблюдает, кто-то невидимый, неслышный спокойно, внимательно рассматривает его со всех сторон сразу, оценивает и… И, наконец, в его голове возник слабый, но четко различимый голос. Он звучал спокойно, даже чуть насмешливо, и… дружелюбно:

«Вот и ты… извержонок. Наконец-то я нашел тебя, хотя теперь ты уже, пожалуй, не извержонок – ты изверг, высокий, белокурый изверг, похожий на своего прадеда, Вата. Ты стоишь во главе стаи взбунтовавшихся извергов… а, может быть, ты просто один из них?..»

Голос чуть подождал, словно давая Вотше возможность ответить, но тот, то ли от неожиданности, то ли еще не поняв, откуда доносится этот бестелесный голос, «промолчал», и тогда он снова зазвучал:

«Я долго тебя искал, и никогда не верил, что ты сгинул… погиб… даже, когда ты попал в подвал изгоя, дважды посвященного Извара. Ты видел, что он творил из извергов?.. – Последовала короткая пауза, а затем голос уверенно повторил. – Видел! Они тебе не понравились, как, впрочем, и мне. Но ты не стал одним из таких… ублюдков, ты не стал вечно существующим мертвецом!

Последовала новая короткая пауза, а затем резкий, как удар хлыста вопрос:

«Это ты нашел уругумскую сталь?!!»

«Я, трижды посвященный Ратмир из стаи восточных волков!» – Неожиданно для самого себя ответил Вотша, и вдруг облегчение, даже радость наполнили его грудь. Только гордости, злорадства не было, радость была чистой, без примеси, словно признавшись в причастности к уругумской стали он всего лишь подтвердил, то, что они оба – изверг и Вершитель и без того знали!