Евгений Малинин - Уругумская сталь

– Спокойно! Не надо так орать, ты переполошишь весь лагерь!

Грошик, уже приподнявшийся на стременах, от желания, чтобы его услышал весь лагерь, выбросил из груди воздух не криком, а шумным выдохом и немного растеряно посмотрел на своего командира, на Выжигу. А Вотша, все тем же спокойным тоном, приказал:

– Рассказывай, медленно, подробно, что ты видел, кто сюда идет, и почему ты прискакал один, где твои люди?!

Грошик судорожно сглотнул слюну, и вместе с ней словно проглотил и свое возбуждение. Говорить он начал нарочито медленно, но постепенно сбивался на торопливый тон, и тогда Вотша поднимал ладонь, заставляя его сдерживаться.

– Мы… мой десяток, объезжали город с запада и севера. Доехали до северных ворот… смешно так – городских стен нет, а ворота стоят, и закрыты! В городе никого не было видно, хотя мы подъезжали почти к самым домам… Только кое где в окнах свет горел. Повернули мы назад и подъезжали уже к началу земляного вала… Там… – Он привстал на стременах и указал рукой за крайний западный холм гряды, прикрывавшей Лютец. – …насыпь начинается и тянется вдоль всех этих холмов.

Бросив быстрый взгляд на Вотшу, словно проверяя, хорошо ли понимают его чуть сбивчивую речь и, увидев ободряющий кивок белокурого изверга, он продолжил:

– Так вот, мы подъезжали к началу насыпи, и вдруг из-за нее выскакивают десятка два всадников и к нам! Мы от них, к холмам, думали за кустами уйти сумеем, да куда там! У них лошади-то свежие, а наши всю ночь скакали… Я вот, самый легкий, мне удалось до рощицы добраться – с километр от города, а там ручей метров пять шириной. – Он вздохнул и потупил голову. – Вот по этому ручью и ушел.

– Та-а-к… – Протянул Вотша. – А кто же из города выходит?! Кто идет сюда?!

Грошик вскинул глаза на спрашивающего и как-то безнадежно махнул рукой.

– Я когда в рощу-то ушел, они меня догонять не стали, развернулись и снова за вал ускакали. А я лошадь привязал и на дерево залез, думал смогу за вал заглянуть. Я ж видел, они троих ребят моих живьем повязали и с собой увели, так я хотел посмотреть, может, их в город-то не повезли, может, прям за валом держат? Я бы тогда попробовал вытащить их как-то. В общем, выбрал я дерево повыше и залез – вот оттуда-то мне все видно стало. За валом оборотней видимо-невидимо, конных очень много, наверное, половина, а из города еще подходят и подходят, всадники в город и из города носятся. С час я, наверное, на дереве сидел, а потом они начали из-за вала выходить и строиться… Колоннами! А когда они двинулись в сторону холмов, я с дерева спустился и на лошадь… и сюда!

– Тебя они, значит, не видели?.. – Спросил Вотша.

Грошик немного замялся, а потом, явно нехотя, ответил:

– Может, и видели – птички над рощей кружили, да и сейчас, вон, кружат. – Он махнул рукой в небо над холмами. – Только держались они высоко, наверное, лук мой заметили.

– А у них луки есть? – Быстро переспросил Выжига.

– Нет. – Покрутил головой Грошик и добавил. – Точно, нет, я специально выглядывал – все в легких доспехах, а луков нет!

– Многоликие считают лук оружием труса! – Неожиданно подал голос один из сотских Махася, изверг в первом поколении, лишенный многоличья всего пять лет назад вожаком стаи западных медведей. – Нападать издалека, не дав противнику приблизится, они считают низостью, хотя в поле, в набеге используют засады и ловушки.

– Да-да, – кивнул Вотша, – знаменитый кодекс поединка. Но вряд ли они будут следовать этому кодексу в бою против извергов. Да и мы выходим не на ристалище, этот бой для нас будет битвой не на жизнь, а на смерть!

Он посмотрел на Махася, потом перевел взгляд на Сафата, скользнул глазами по ухмыляющейся физиономии Выжиги.

– Раз оборотни вышли из Лютеца, мы встретим их здесь. Что делать, вы знаете, давайте сигнал и стройте людей!

Скал мог гордиться – он выводил из Лютеца самую крупную в истории этого Мира, воистину, Великую полевую стаю. Никогда еще, ни один из вожаков не вел за собой почти три тысячи многоликих. Три тысячи!! Это было огромное количество бойцов… И это огромное количество бойцов выступало против… извергов! Против самых ничтожных, самых беспомощных тварей населяющих землю! Против уродов, во все времена бывших пылью под ногами многоликих!

Но самое главное заключалось в том, что Скал не чувствовал гордости, совсем наоборот – его душу снедала тревога. Пусть другие и не замечали этой тревоги, этой, выводившей из себя его самого, неуверенности, но он-то сам не переставал ощущать ее подспудного давления с того самого момента, как впервые увидел эту сборную рать! Он-то сразу почувствовал раздирающее ее противоречия – гордыню, алчность, высокомерное презрение к сородичам из других стай и брезгливое презрение к извергам, пусть и имеющим какую-то там «уругумскую сталь». Он понимал, что собравшиеся в Великую стаю, оборотни не верили в способность извергов драться, не считали их достойными, опасными противниками! Твердо «знали», что при первом же столкновением с ними – с великими и непобедимыми воинами, эти ни на что не способные «уроды» ударятся в бегство, бросая свою непонятную, и потому не слишком страшную уругумскую сталь. И это Неверие могло очень дорого обойтись владыкам Мира. Даже участь западных лис и западных вепрей, уже уничтоженных извергами, не породила в собравшемся воинстве настороженности, а демонстрацию, устроенную Вершителем на древнем ристалище рядом с Лютецем большинство считало загадочным, колдовским трюком трижды посвященного волхва, способным и не на такие «чудеса»! Слишком мало в Великой стае было оборотней, видевших уругумскую сталь в действии, знавших не понаслышке, насколько опасно, насколько смертельно для многоликих это оружие, чтобы пробудить в душах остальных столь необходимое уважение к врагу!!

И все-таки Скал встал во главе этой, раздерганной внутренними противоречиями, стаи! Встал, потому что понимал – грядущее сражение с извергами действительно будет битвой за обладание этим Миром, за право жить!.. Жить им, многоликим, вновь низведя извергов до их прежнего, ничтожного состояния, или жить извергам, уничтожив, превратив в страшную сказку бывших властителей Мира, оборотней!

И вот он, убеленный сединой, умудренный долгой ратной жизнью, мечник, мастерство которого не оспаривалось никем, вожак, сотни раз водивший в набеги полевые стаи лучших бойцов Мира – восточных волков, скакал во главе трехтысячной стаи, собранной по всему Миру на свою, возможно последнюю битву.

Улица Лютеца, выходившая к южному пригороду, была не слишком широкой, но конная полевая стая восточных волков вполне могла пройти по ней, выстроившись по четыре всадника в ряд. За спиной Скала, ехавшего впереди стаи, развевался вымпел с изображением оскаленной волчьей морды, и он слышал, как стоявшие по обеим сторонам улицы молодые ребята, учившиеся в университете, не сводя глаз с него и следовавших за ним бойцов, восторженно переговаривались: – Волки!.. Восточные волки!!