Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

— Ах. Император, вы одарены недоступным мне знанием.

— Да, Ханнан Мосаг. С нереками нужно соблюдать крайнюю осторожность. Не желаю видеть восстание их духов.

Экс-король хмурился: — Колдуны Летера без особого труда сладили с силами этих духов, даже уничтожили их. Иначе нереки не сдались бы так быстро.

— Обнаруженная перед летерийцами слабость проявлена смертными нереками, а не их духами. Мы верим, Ханнан Мосаг, что Эрес» ал тогда пробудилась не полностью. Она не встала на защиту поклоняющихся ей.

— Но что-то изменилось.

Рулад кивнул. — Что-то. — И бросил взгляд на Майен. — С момента благословления нереков женщиной, которая ныне стала мне женой.

Та вспыхнула, не смея встретиться глазами ни с Руладом, ни с Мосагом. Император пожал плечами: — Что сделано, то сделано. Нужно ли сожалеть?

— Нет. Возможно, мы никогда не пожалеем о случившемся. Тем не менее бдительность проявлять нужно.

Удинаас подавил желание расхохотаться. Бдительность, рожденная страхом. Приятно сознавать, что император Тисте Эдур все еще поддается этому чувству. «А может, я неверно прочитал Рулада — может быть, страх является самым ядром этого чудовища…» Важно ли это? Только если Удинаас рискнет начать игру в предсказание.

«Стоит ли?»

— Племя Ден-Рафа находится к западу от Родного Залива, — сказал Мосаг. — Меруде могут видеть дымы горящих сел.

Сколько пришли с моря?

— Все суда. Около восьми тысяч. По большей части воины. Прочие идут сушей. Первые группы уже должны пересекать границу Солланта.

— Припасы?

— Их достаточно.

— Ничего не оставили позади?

— Только угли, Ваше Величество.

— Отлично.

Удинаас видел, что Ханнан Мосаг колеблется. — Все уже началось. Пути назад нет.

— Не причин тревожиться, — ответил Рулад. — Я уже послал духов в приграничье. Они ждут. Скоро они перейдут на земли Летера.

— Их встретят пограничные маги Цеды.

— Вероятно. Но духи не станут сражаться. Просто убегут. Не хочу, чтобы они показывали свои силы. Я желаю вызвать во враге самоуверенность.

Двое Эдур обсуждали стратегию. Удинаас — еще один дух в темноте — внимал.

Тралл понимал, что его отец с дотошной решимостью переделывает образ своей веры. Склеивает слова, произносимые громко и торжественно, но по сути пустые. Жена его смотрелась старухой. Смерть пришла, только чтобы выкинуть фортель и устроить оживление, и ничего радостного не было в таком оживлении. Король повержен, на его трон взошел император. Мир перекосился. Тралл чувствовал отстраненность, онемение, созерцал свои бесконечные, мучительные попытки примириться с произошедшим: все они кончались утомленной немотой, во время которой крадучись возвращалось напряжение, шептало о неудаче.

Они все, как один, преклонились перед новым владыкой. Братом и сыном, родным покойником, ныне восседающим в золотой оболочке. Голос его груб, но вполне узнаваем. Глаза — те же, принадлежавшие знакомому им человеку — но сейчас из них светит лихорадочная сила и проглядывают многочисленные, неисцелимые раны ужаса.

Фир отдал невесту.

Ужасная вещь произошла.

Рулад потребовал ее. Это было… непотребство.

Тралл никогда не чувствовал такой беспомощности. Оторвав глаза от отца, он увидел Бинадаса, тихо беседующего с Халлом Беддиктом. Летериец, поклявшийся Руладу в верности, предавший свой народ в преддверии неизбежной войны. «Кто принес нам все это? Как остановить неумолимую поступь?»

— Не сопротивляйся, брат.

Тралл поглядел на Фира, сидевшего на скамье неподалеку от него. — Чему?

Брат смотрел сурово, почти что гневно. — Он несет меч, Тралл.

— Этому оружию не место у Тисте Эдур. Оно чужое, оно желает сделать своего носителя нашим богом. Отец Тень и его Дочери — мы отбросим их?

— Меч — лишь средство. Нам, окружающим Рулада, выпало доказать святость веры, поддержать ее устойчивость — и тем самым помочь Руладу.

Тралл уставился на брата: — Он украл твою нареченную.

— Скажи это снова, брат, и я убью тебя.

Он отвел глаза, чувствуя тяжелые, частые удары сердца в груди. — Рулад не примет помощи и руководства, Фир. Ни от нас, ни от кого иного. Сейчас им руководят меч и его изготовитель. И безумие.

— Безумие — его ты предпочитаешь видеть?

Тралл проворчал: — Может быть, ты прав. Тогда скажи, что видишь ты.

— Боль. То, что чувствуешь и ты.

Тралл потер лицо, осторожно вздохнул. — Как сопротивляться, Фир? Шансов нет. — Он поднял глаза. — Но разве тебе не интересно, кто манипулирует нами так долго? Ты назвал меч средством — разве мы нечто иное?

— Мы Тисте Эдур. Однажды мы правили целым миром. Скрещивали мечи с богами этого мира…

— И проиграли.

— Были преданы.

— Мне помнится, раньше ты разделял сомнения матери.

— Я был неправ. Впал в слабость. Как и все мы. Тралл, пора отбросить слабости. Бинадас понимает. Как и отец. Зерадас и Мидик — тоже, как и все, кого император провозгласил кровными братьями. Чорам Ирард, Хольб Харат и Матра Бриф…

— Его закадычные, не омытые кровью дружки, — сухо бросил Тралл. Вымученно улыбнулся. — Троица, вечно побеждаемая им в учебных поединках. Они и Мидик.

— И что?

— Они ничего не заслужили, Фир. Никакие возглашения этого не изменят. Но Рулад желает, чтобы мы слушались приказов подобных…

— Не мы. Мы тоже кровные братья, не забывай об этом. И я все еще командующий войском шести племен…

— Как ты думаешь, что чувствуют благородные воины? Все они прошли тропой крови и подвигов битвы. Сейчас они чувствуют, будто их обокрали…

— Первый из моих воинов, кто пожалуется, отведает острия меча.

— Того и гляди, острие затупится и запачкается.

— Нет. Восстания не случится.

Тралл не сразу кивнул. — Может быть, ты прав. Тогда это сама грустная истина этого дня.

Фир встал. — Ты мне брат, Тралл Сенгар, ты человек, которым я восхищаюсь. Но такими словами ты ставишь себя на грань измены. Будь предо мной кто-то другой, я уже заставил бы его замолчать. Навсегда. Хватит, Тралл. Теперь мы в империи. Возрожденной империи. Нас ожидает война. Я хочу знать — будешь ли ты биться бок о бок с братьями своими?

Тралл отстранился, упершись спиной в неровную стену. Еще миг смотрел на Фира. — Разве я когда — либо поступал иначе?

Лицо брата смягчилось. — Нет, никогда. Ты спас нас всех при возвращении из ледяных пустошей, и все знают об этом деянии, смотрят на тебя восхищенно и почтительно. Они видят в этом знак, они ждут от тебя руководства. Многие будут принимать решения, наблюдая за твоими поступками. Если в твоих глазах им привидится сомнение…

— Они ничего не увидят. Не в моих глазах. Равно не найдут они повода для сомнений и в моих делах.