Стивен Эриксон - Полуночный Прилив

— Рулад мертв, — произнес Тралл, опуская глаза и только теперь разглядев все широкие раны, изрешетившие тело брата, блеск замерзающей на мехах крови, почувствовав тяжелый запах мочи и кала.

— Зерадас и Мидик сейчас подойдут, — промолвил Фир. — Жекки бежали. — Он поворотился, оглядывая окрестности, и отошел.

«Но это бессмысленно. Они могли нас раздавить. Их было слишком много. Все лишено смысла. Рулад. Он умер. Наш брат мертв».

Вскоре вернулся Фир, склонился над братом и осторожно потянулся взять меч. Тралл смотрел, как Фир сомкнул обе руки на пальцах Рулада, все еще сжимающих кожаную оплетку рукояти. Видел, как брат попытался разжать пальцы…

И не смог.

Тралл изучал ужасное оружие. Лезвие было действительно пестрым, словно сделанным из полированного железа и кусков другого, более твердого и прозрачного материала; поверхность обоих составных элементов была потрескавшейся и неровной. К нему примерзли брызги крови — будто по лезвию быстро распространялась ржавчина.

Фир все старался освободить меч.

Но Рулад не хотел его отдавать.

— Ханнан Мосаг нас предупредил, — сказал Бинадас, — разве нет? Не позволяй своей плоти коснуться дара.

— Но он умер, — шепнул Тралл.

Вокруг быстро темнело, воздух становился все холоднее.

Подошли Зерадас и Мидик. Оба ранены, но не тяжело. Он молча взирали на тело Рулада.

Фир отодвинулся, видимо, приняв решение. Помолчал, медленно натягивая рукавицы. Выпрямил спину. — Несите его — и меч — вниз по склону. Мы завернем вместе тело и оружие. Думаю, освобождение дара из хватки моего брата — задача Ханнана Мосага.

Никто не возразил.

Фир оглядел каждого по очереди. — Мы будем идти ночью. Я хочу, чтобы мы вышли из пустошей как можно скорее. — Снова поглядел на Рулада: — Наш брат омылся кровью. Он умер как воин — Хирот. Ему устроят воинские похороны, такие, что все племя запомнит его надолго.

После онемение пришли… другие ощущения. Вопросы. Но к чему все это? Любые ответы, которые можно найти, станут лишь предположениями, рожденными от неуверенности. Уже сейчас ум Тралла осаждал рой сомнений, вливая в него бесчисленные яды. Куда пропадал Рулад? Чего хотел достичь, атакуя толпу Жекков? Он отлично понимал запрет касаться дара, но тем не менее его нарушил.

«Так много произошло… бессмысленного».

Даже последним отчаянным действием Рулад не ответил на потерю доверия, которая так мучила его. В этом жесте не было ясности. Фир назвал его героем, но Тралл подозревал за этим заявлением тайный мотив. Сын Томада Сенгара не устоял на страже, нарушил долг. А теперь умер, но сама его смерть испорчена непонятностью намерений.

Эти вопросы никуда не вели Тралла, и вскоре уступили место новой волне, утомившей его, свившей гнездо страдания где-то в кишках. В этом последнем акте была смелость. Или что-то еще. Удивительная смелость, когда Тралл ожидал от брата… совсем иного. «Я сомневался в нем. В каждом случае сомневался».

В сердце шептала… вина, дух с призрачным голосом, он рос, превращался в чудище, вонзал острые когти, пока душа не застонала. Пронзительный стон, который слышал лишь Тралл; но этот звук грозил свести его с ума.

И над всем этим еще более глубокое чувство, растущая пустота. Потеря брата. Лицо, которое никогда больше не озарится улыбкой, голос, который больше не прозвучит. Громоздящимся слоям жестокой и тяжелой утраты не виделось конца.

Он помог Фиру завернуть тело и меч в просмоленную парусину, как бы с расстояния слыша причитания Мидика, заклинания Бинадаса, который осматривал раны и вливал в них Эмурланн, ускоряя заживление. Когда тугие складки ткани закрыли лицо Рулада, дыхание Тралла прервалось, он отпрянул.

Фир потуже затягивал ремни на этом саване. — Готово, — пробормотал он. — Со смертью не поборешься, брат. Она приходит всегда, смеясь над любым убежищем, над любой дерзкой попыткой бегства. Смерть — это тень каждого смертного, истинная тень, а время — ее слуга, медленно протягивающий тень, пока все, что лежало впереди, не окажется позади.

— Ты назвал его героем.

— Да, и это не пустые слова. Он стоял на другой стороне насыпи, потому мы его не видели, и заметил, как Жекки стараются тайком вытащить меч.

Тралл уставился на него.

— Мне тоже нужны были ответы, брат. Он убил двоих на той стороне холма, но потерял свое оружие. Думаю, приближались другие враги, и Рулад решил, что шансов нет. Жекки хотели меч. Они готовы были его убить за меч. Тралл, все кончено. Он умер омытым кровью, храбрецом. Я сам нашел трупы на той стороне, прежде чем вернулся к вам.

«Все мои сомнения… яд подозрительности, все его поганые оттенки — возьми меня Дочь Сумерек, я выпил чашу до дна».

— Тралл, нам нужен ты и твое мастерство с копьем. Пойдешь позади, — сказал Фир. — Бинадас и Рулад будут на санях, Зерадас и я их потащим. Мидик пойдет впереди.

Тралл удивленно заморгал: — Бинадас не может идти?

— Бедро сломано, у него нет сил, чтобы исцелиться.

Тралл выпрямил спину: — Думаешь, они будут преследовать?

— Да, — ответил Фир.

Отступление началось. Над головами сомкнулась тьма, поднялся ветер, вздымая тонкий снег, пока небо не стало казаться серым и низким. Температура все падала, словно намереваясь их заморозить; вскоре даже меха не спасали от холода.

Щадивший раненую ногу Тралл ковылял в двадцати шагах за волокушами — их с трудом можно было разглядеть сквозь взметенный ветром снег. Леденящее кровь копье крепко сжато в руках — это он проверял очень часто, потому что пальцы онемели. Но оружие не вдохновляло. Враги могли находиться совсем рядом, сразу за пеленой снега, ступать во тьме, готовя мгновенное нападение.

Ему могло не хватить времени для ответа; крики и предупреждения об опасности унесет ветер, и товарищи не услышат ничего. Как и не вернутся за трупом. Дар необходимо доставить.

Тралл спешил вперед, постоянно оглядываясь по сторонам, иногда назад, но не видел ничего, кроме белесого сумрака. Ритмические уколы боли в ноге прорывались сквозь растущее, невыносимое утомление; смертельная слабость просачивалась под меха, заставляла дрожать и спотыкаться.

Приход дня угадывался лишь по медленному, неохотному отступлению всепроникающей темноты — не было ни просвета в жестокой метели, ни уменьшения мороза. Тралл сдался. Бдительность стала невозможной, он просто ковылял. Один шаг, другой… Покрытые льдом мокасины — до них сузился круг его зрения. Руки стали странно теплыми под рукавицами — отдаленное тепло, разливавшееся над запястьями. Оно почему-то беспокоило его.

Голод стихал, как и боль в ноге.

Укус тревоги. Тралл огляделся.

Саней видно не было. Он вдохнул кусачий воздух, замедлил шаг, мигнул, стараясь избавиться от кристалликов льда на ресницах. Мутный свет угасал. Он прошагал весь день, бездумно, как камень. Приближалась следующая ночь. И он…