Анна Этери - Похищение зеленой хризантемы

Поначалу ничего не происходило, жестянка плавно качалась в воздухе, изливая из приоткрытой крышки и свернутого носика таинственный зеленоватый свет.

— Что это он делает? — шепотом поинтересовалась у довольного ученика Мазахака, имея в виду Анемона, пристально глядящего на зависший чайник.

— Сейчас вы станете свидетелем того, как работает сенсей. Он усмирит мятежного лулончика.

Дух, почувствовав, как его обволакивает чужая воля, дернулся и затрепетал в своем сосуде, не желая подчиняться. Анемон улыбнулся, получая удовольствие от невинной игры.

— Силой данной мне семейством Арахуэнте, я обрекаю тебя, дух зла, на вечное служение мне и моим приближенным.

— Так вот оно в чем секрет, — прозрела суровая женщина. — Слова печати повеления…

— Да нет же, их произносить совершенно не обязательно, — сообщил всезнающий Торми, — просто сенсею захотелось выпедриться.

— Между прочим, я все слышу, Торми, — не переставая пристально глядеть на чайник, заметил Анемон. Меж тем посудинка покорно спланировала на подставленную ладонь. — Ну, вот и все. Иди на кухню, крошка, — улыбнулся чайнику молодой человек.

Чайник томно выпустил струйку зеленоватого пара, и улетел в указанном направлении. Мазахака, несомненно, впечатленная происходящим, заторможено смотрела вслед.

Анемон одел очки.

— Лайн, иди, переоденься с дороги.

Девочка согласно кивнула и бесшумно испарилась из коридора.

— Госпожа Мазахака, позаботьтесь, пожалуйста, о… — Анемон задумчиво посмотрел себе под ноги на бессознательное тело, раздумывая как бы поделикатней назвать жертву произвола творимого в его доме. Изодранная одежда и проступающий фингал смотрелись очень живописно. — О почтальоне. И не забудьте расписаться за посылку. Торми, когда приведешь себя в порядок зайди в кабинет при библиотеке.

Домоуправша вздрогнула, когда к ней обратились, но никак не возразила, хмуро воззрившись на незваного гостя. Ученик досадливо поморщился, не желая так быстро расставаться с вишневым вареньем, пусть и на голове.

Анемон, раздав указания, и сочтя, что здесь ему больше делать нечего, достал лиловую коробочку, и с любопытством рассматривая печати на ней, неспешно удалился.

Жемчужно- серое, темное небо и прозрачные серебристые нити, с весенним задором протянувшиеся с небес к земле; слепящие голубоватые вспышки молний вдалеке, и низкий рокочущий гром… Анемон распахнул окно, и комната наполнилась мерным шумом капель и освежающим запахом столь долгожданного дождя.

Оторвавшись от созерцания завораживающей стихии, он вновь обратил свое внимание на посылку, мирно покоившуюся на столе. Обилие печатей, нестандартная упаковка, отсутствие имени отправителя — все было крайне загадочно, но не внушало особых опасений. С предвкушением Анемон достал нож для бумаг и срезал тонкие веревочки, оплетающие лиловую коробку. Осторожно развернул слои хрусткой полупрозрачной бумаги и открыл нехитрый замочек небольшой простенькой шкатулки таившейся в бумажном плену. По помещению поплыл дразнящий густой аромат гиацинтов. Он его любил, хоть и возникали иногда неприятные ассоциации. Молодой человек задумчиво нахмурился, скользнув взглядом по выложенному перламутрово-зеленому узору на крышке, и потянулся было ее приподнять. Но дверь кабинета бесцеремонно распахнулась, и в дверном проеме нарисовался сияющий улыбкой Торми, все еще с вареньем на волосах.

Анемон удивленно воззрился на ученика — обычно его указания выполнялись беспрекословно… Ну ладно, следует признать, так было далеко не всегда.

— Ну и? Я же велел тебе избавиться от варенья.

— Сенсей! — Анемон поморщился, искренне недоумевая чего так орать, когда он находиться с другой стороны стола. — Это совершенно не важно! Вы же хотели со мной поговорить, все остальное подождет!

— Да?

При всем желании он не мог избавиться от изрядной доли скепсиса в голосе. Слишком уж хорошо знал ученичка.

— Ну, разумеется, — улыбнулся Торми, затем повел носом и удивленно воззрился на учителя. — Кстати чем это у вас тут так пахнет?!

Анемон нервно отдернул руку от шкатулки и посмотрел на серебристую дождевую вуаль за окном.

— Дождем, чем же еще?

Торми принюхался, взглядом обследуя дюйм за дюймом библиотечный кабинет, пока не узрел шкатулочку, из недр которого ранее хлынул восхитительный аромат; покачал липкой головой.

— Определенно духи. Прихорашиваетесь для Мазахаки?

— Для… кого? — приподнял бровь хозяин кабинета. — Кстати, Торми, с чайником ты немного перестарался.

— Но вы же сами велели…

— …наблюдать…

— А как можно понять, кто перед тобой, если ничего не происходит? И уж если говорить об этом, то вы, сенсей, тоже не бездельничали. Чернила на подбородке явно же не для красоты намалевали.

— А откуда знаешь, что не кровь?

— А что, кровь?

— Все возможно.

— Сенсей…

— Да нет, конечно.

— Сенсей!

— Ладно, иди уже отмойся. Проследи на всякий случай за почтальоном, надеюсь, госпожа Мазахака ничего противоестественного с ним не сделает.

— Ну, тогда я пойду.

Торми уже держался за дверную ручку, но уходить не спешил, словно ожидал чего-то. Анемон ухмыльнулся, поймав любопытствующий взгляд ученика на шкатулке в ворохе лиловой бумаги, и, достав веер, демонстративно подошел к распахнутому окну, всем своим видом показывая, что наблюдать за вспышками молний куда интересней, чем узнать содержимое посылки.

— Иди уже. Продолжай наблюдение.

Тяжко вздохнув, Торми под вспышку молнии и раскаты грома покинул залитый запахом гиацинтов кабинет. Его учитель покосился на захлопнувшуюся дверь и, тонко улыбнувшись самому себе, вернулся к столу и откинул крышку таинственной шкатулки.

Внутри лежали веточка гиацинта и коротенькая записка. Анемон с недоумением рассматривал пахучий цветок и гадал, что имел в виду автор столь оригинального послания. Он знал язык цветов, и помнил, что белый гиацинт означал признание адресата эталоном красоты и очарования, голубой — знак согласия, желтый — ревность, красный или розовый — игривость, пурпурный — призывал забыть все и впасть в печаль.

Но он совершенно не представлял, что может означать зеленый гиацинт с оранжевыми полосками и сине-фиолетовой каемкой по краю. Впрочем, такой оригинальный окрас, равно как и то, что цветок сохранил свежесть и ничуть не измялся в процессе, несомненно, бурного путешествия, совершенно точно указывали на личность автора послания. Да не сезон уже для гиацинтов. Только герцог Миено имел возможность и наглость послать подобное. Записка же написанная изящнейшим почерком на плотной бежевой бумаге и вовсе развеивала все сомнения: «И понимай это как хочешь, мудило!» Последнее слово было старательно зачеркнуто, но все равно вполне читаемо, тем более для глаз Анемона.