Кайрин Дэлки - Война самураев

— Никто не должен уйти, — приказал Ёситомо дружине. Отвернувшись, чтобы не видеть бойни и пожарища, поскакал он во весь опор к Дворцовому городу — отбивать нападение верных Го-Сиракаве отрядов, если таковое произойдет. Всю ночь Ёситомо простоял, не сомкнув глаз, у ворот Судзякумон вместе с войском императорской стражи, но противник так и не появился. Полководец был удручен — он-то надеялся, что в пылу схватки отвлечется от мрачных раздумий. У него в голове не укладывалось, как можно вершить правое дело, творя злодеяния. И вместе с тем именно так он поступил.

С рассветом пришли вести об ужасе, содеянном во дворце То-Сандзё. Говорили, что пожар превратил его в подобие ада. Придворные, женщины, дети, спасаясь от пламени, гибли под стрелами и ударами мечей. Были и те, кто, не видя исхода, бросался в колодец То-Сандзё, — и тела захлебнувшихся, погибших в давке или от удушья заполнили его доверху. Головы Тайра, пытавшихся отстоять дворец, развесили на воротах Тайкэн-мон. Обитателей «Заоблачных высей» пало великое множество. Помимо прежнего государя и его сестры только женам Го-Сиракавы и их фрейлинам удалось избежать смерти.

Ёситомо вздохнул и ссутулился в седле под бременем слишком долгой ночи. «Успех, но дорогой ценой» — так предсказали жрецы. Ему и не снилось, что цена окажется настолько высока.

Следующим вечером Ёситомо сидел в Большом зале Церемониального дворца. Знать в черных мантиях и высоких уборах непринужденно беседовала, словно ночная резня была всего-навсего легкой ночной грозой — досадным, но не слишком примечательным событием. Ёситомо льстило столь высокое окружение, но вместе с тем и отвращало, вызывая смутную неприязнь. Поначалу он не сознавал, в чем дело. Только потом, замечая выжидательный блеск в глазах вельмож, слыша их деланный смех, понял: они праздновали не победу, добытую в честном и трудном бою, — их привело сюда предчувствие щедрого куша, как воров после особо удачной вылазки.

Ёситомо спрашивал себя, отчего молодой государь не явился к собранию. Быть может, он тоже потрясен произошедшим и решил отстраниться? Нельзя забывать, что его отец заточен в Библиотеке единственной рукописи. Кто способен веселиться после такого? Правда, почтительный сын подобного бы не допустил.

Здесь Ёситомо осадил себя — кому, как не ему, было знать, что в жизни порой приходится поступаться сыновними чувствами?

Он оглянулся на исполинские лаковые колонны, подпиравшие позолоченные балки с затейливой резьбой. В воздухе витал запах свежей краски и клея. Лишь недавно тюнагон Синдзэй восстановил этот зал в прежнем величии. В центре зала, в полуистлевшем исподнем, связанные по рукам и ногам, сидели пять юношей — сыновья Синдзэя, схваченные в окрестностях поместья Анэкагодзи. По злой ли прихоти Нобуёри или велению богов, здесь, в славнейшем из творений Синдзэя, его другие порождения готовились проститься с чинами, а возможно, и с жизнью.

«Как верно сказано, — вздохнул про себя Ёситомо, — что счастье недолговечно! Сегодня меня повысят, а уже завтра могут отправить в могилу».

Он оглядел длинный зал. Там, на возвышении чуть ниже императорского, восседал главнокомандующий Нобуёри, расплывшись, словно тучная черная жаба. Он, казалось, радовался больше всех, отчего Ёситомо стало совсем худо. «Уж кто-кто, а ты должен сознавать всю тягость свершенного нами и вести себя подобающе!» — думал полководец.

В руки Нобуёри был передан свиток, который он с нескрываемым довольством положил на помост, придавив чиновничьим жезлом.

— Прошу внимания, господа, — объявил Нобуёри. — То, чего вы с нетерпением ждете, ныне свершится.

Зал притих, однако низкий выжидательный гул остался. Сыновья Синдзэя обратили лица к возвышению, но глаза их не излучали надежды. Нобуёри прокашлялся и развернул свиток.

— Сим провозглашается, что волею императора и решением Государственного совета потомки мятежного советника Фудзивары Митинори, иначе известного как Синдзэй, лишаются занимаемых должностей и чинов. Вся их собственность, доходы и земли изымаются без права передачи родственникам. Советом министров было начато дознание по поводу их действий, и буде доказательство измены трону обнаружено…

«В чем можно не сомневаться», — сказал себе Ёситомо.

— …они ответят по строгости закона как предатели и бунтовщики. — Нобуёри выглянул из-за свитка. — Как я понимаю, одного сына недостает.

— Так и есть, повелитель, — произнес начальник Правого ведомства привратной стражи, выступая вперед. — Это зять Тайра Киёмори. Он укрылся в Рокухаре.

— Значит, пошлите гонца в Рокухару с приказом о его выдаче, — отрезал Нобуёри. — Если Тайра воспротивятся, мы будем знать, кому они служат, верно?

— Хай [35] Да, слушаюсь (яп.) . , господин. — И начальник Правого ведомства привратной стражи согнулся в поклоне.

— А этих отправьте в тюрьму, — махнул Нобуёри на пленников.

— Как прикажете, господин. — Один из караульных развязал сыновьям Синдзэя путы на ногах, и несчастных увели. Когда они поравнялись с Ёситомо, тот заметил их взгляд — мертвенный взгляд обреченных.

— А теперь перейдем к более приятным вещам, — продолжил Нобуёри. — Его императорское величество оказал мне большую честь, назначив главным министром в добавление к должности главнокомандующего.

По залу пробежал ропот, зашелестели пересуды, что не государев это приказ, а самого Нобуёри.

«Что же император?» — недоумевал Ёситомо. В тот же миг его размышления прервало собственное имя, прозвучавшее в зале.

— …Минамото-но Ёситомо, за доблесть и преданное служение трону, жалуется властителем края Харима.

Он поклонился, знать ответила учтивым рукоплесканием. То, что он получил пост, принадлежавший Киёмори, приятно согревало, однако продолжения не последовало: Нобуёри прочел новое имя, новое назначение.

«И только-то? За все, чем я пожертвовал? Одна-единствен-ная провинция?»

Тут Ёситомо вновь призвал себя к терпению. «Ничего, это лишь первый шаг. Вскоре будут и другие. Киёмори еще не вернулся, и грядущее наверняка подарит нам случай проявить себя».

Он почувствовал, как его тянут за рукав, и обернулся. Рядом согнулся в поклоне слуга.

— Господин Ёситомо, у ворот юноша — он сказался вашим сыном и желает поговорить.

Полководец улыбнулся. «А, Гэнда. Наверное, услышал об осаде и расстроился, что все пропустил». Ёситомо поднялся было, чтобы уйти, но тут Нобуёри опять постучал жезлом о край помоста.

— Что такое? В чем дело? Важное сообщение для моего верного полководца? Нам будет интересно его выслушать.

— Не тревожьтесь, господин, — сказал Ёситомо. — Ничего срочного. Похоже, мой старший сын Ёсихира только что прибыл от деда, из Сагами, где жил последний год, и хочет со мной повидаться. Так не позволите ли покинуть сие блистательное собрание?