Баркер Клайв - Пятый доминион

- Из того же, что и ты. Из земного.

- И почему я не послушал Роксборо? Ведь он все понял! Он повторял снова и снова, что у тебя есть какой-то тайный план, но я не верил ему, не хотел ему верить, потому что Юдит полюбила тебя, а как могла эта воплощенная чистота полюбить нечестивца? Но ты и ее сбил с пути, ведь так? Бедная, любимая Юдит! Как ты сумел заставить ее полюбить тебя? Как тебе это удалось?

- В чем ты еще меня обвинишь?

- Признавайся! Как?

Ослепленный яростью, Годольфин двинулся вверх по лестнице навстречу соблазнителю.

Миляга ощутил, как рука его взлетела ко рту. Годольфин замер. Этот трюк был ему известен.

- Не достаточно ли крови пролили мы сегодня? - сказал Маэстро.

- Ты пролил, ты, - ответил Годольфин, тыча пальцем в Милягу. - И не надейся на спокойную жизнь после этого, - сказал он. - Роксборо уже предложил провести чистку, и я дам ему столько гиней, сколько потребуется, чтобы сломать тебе хребет. Ты и вся твоя магия прокляты Господом!

- Даже Юдит?

- Я больше не желаю видеть это создание.

- Но она твоя, Джошуа, - бесстрастно заметил Маэстро, спускаясь вниз по лестнице:

- Она твоя на вечные времена. Она не состарится. Она не умрет. Она будет принадлежать роду Годольфинов до конца света.

- Тогда я убью ее.

- И замараешь свою совесть гибелью ее невинной души?

- У нее нет души!

- Я обещал тебе Юдит с точностью до последней реснички, и я сдержал свое обещание. Религия, преданность, священная тайна. Помнишь? - Годольфин закрыл лицо руками. - Она - это единственная по-настоящему невинная душа среди нас, Джошуа. Береги ее. Люби ее, как ты никогда никого не любил, потому что она - это наша единственная победа. - Он взял Годольфина за руки и отнял их от его лица. - Не стыдись своего былого честолюбия и не верь тому, кто будет утверждать, что все это были козни дьявола. То, что мы сделали, - мы сделали ради любви.

- Что именно? - сказал Годольфин. - Юдит или Примирение?

- Все это - Едино, - ответил он. - Поверь хотя бы этому.

Годольфин высвободил руки.

- Я никогда ни во что больше не поверю, - сказал он и, повернувшись к Миляге спиной, стал спускаться вниз тяжелым шагом.

Стоя на ступеньках и глядя вслед исчезающему воспоминанию, Миляга распрощался с Годольфином во второй раз. С той ночи он уже ни разу не видел его. Через несколько недель Джошуа удалился в свое загородное поместье и добровольно заточил себя там, занимаясь молчаливым самобичеванием до тех пор, пока отчаяние не разорвало на части его нежное сердце.

- Это моя вина, - раздался у него за спиной голос юноши.

Миляга забыл, что Люциус по-прежнему стоит и слушает у него за спиной. Он повернулся к нему.

- Нет, - сказал он. - Ты ни в чем не виноват.

Люциус вытер кровь с подбородка, но унять дрожь ему так и не удалось. В паузах между спотыкающимися словами было слышно, как стучат его зубы.

- Я сделал все, что вы мне велели... - сказал он, - ... клянусь. Клянусь. Но я, наверное, пропустил какие-то слова в заклинаниях... или... я не знаю... может быть, перепутал камни.

- О чем ты говоришь?

- Камни, которые вы дали мне, чтобы заменить те, что с изъяном.

- Я не давал тебе никаких камней, Люциус.

- Но как же, Маэстро? Вы ведь дали мне их. Два камня, чтобы вставить их в круг. А те, что я выну, вы велели мне закопать под крыльцом. Неужели вы не помните?

Слушая мальчика, Миляга наконец-то понял, почему Примирение окончилось катастрофой. Его двойник - сотворенный в комнате верхнего этажа этого самого дома - использовал Люциуса, чтобы тот подменил часть круга камнями, которые были точными копиями оригиналов (дух подделки был у него в крови), зная, что они не выдержат, когда церемония достигнет своего пика.

Но в то время как человек, вспоминавший все эти сцены, разобрался в том, что произошло, Маэстро Сартори, который пока не подозревал о своем двойнике, рожденном в утробе двойных кругов, по-прежнему пребывал в полном неведении.

- Ничего подобного я тебе не велел, - сказал он Люциусу.

- Я понимаю, - ответил юноша. - Вы хотите возложить вину на меня. Что ж, для этого Маэстро и нужны ученики. Я умолял вас об ответственности, и я рад, что вы возложили ее на меня, пусть даже я и не сумел с ней справиться. - С этими словами он сунул руку в карман. - Простите меня, Маэстро, - сказал он и, с быстротой молнии выхватив нож, направил его себе в сердце. Едва кончик лезвия успел оцарапать кожу, как Маэстро перехватил руку юноши и, вырвав нож у него из рук, швырнул его вниз.

- Кто дал тебе на это разрешение? - сказал он Люциусу. - Я думал, ты хотел стать моим учеником.

- Я действительно хотел этого, - ответил юноша.

- А теперь тебе расхотелось. Ты познал унижение и решил, что с тебя хватит.

- Нет! - запротестовал Люциус. - Я по-прежнему жажду мудрости. Но ведь этой ночью я не справился...

- Этой ночью мы все не справились! - сказал Маэстро. Он обнял дрожащего юношу за плечи и мягко заговорил.

- Я не знаю, как произошла эта трагедия, - сказал он. - Но в воздухе я чую не только запах твоего дерьма. Кто-то составил заговор против нашего замысла, и если бы я не был ослеплен своею гордостью, возможно, я сумел бы вовремя его разглядеть. Ты ни в чем не виноват, Люциус. И если ты лишишь себя жизни, то ты этим не воскресишь ни Эбилава, ни Эстер, ни других. А теперь слушай меня внимательно.

- Я слушаю.

- Ты по-прежнему хочешь быть моим учеником?

- О да!

- Готов ли ты выполнить мое поручение в точности?

- Все, что угодно. Только скажите, что я должен сделать.

- Возьми мои книги - столько, сколько сможешь унести, - и отправляйся как можно дальше отсюда. Если сумеешь освоить заклинания - на другой конец Имаджики. Куда-нибудь, где Роксборо и его ищейки никогда тебя не найдут. Для таких людей, как мы, наступает трудная зима. Она убьет всех, кроме самых умных. Но ты ведь сможешь стать умным, не так ли?

- Да.

- Я был уверен в тебе, - улыбнулся Маэстро. - Ты должен обучаться тайком, Люциус, и тебе обязательно надо научиться жить вне времени. Тогда годы не состарят тебя, и когда Роксборо умрет, ты сможешь повторить попытку.

- А где будете вы, Маэстро?

- Если повезет, я буду забыт, хотя и вряд ли прощен. Рассчитывать на это - слишком большая самонадеянность. Что ты выглядишь таким удрученным, Люциус? Мне нужно знать, что осталась какая-то надежда, и ты будешь нести ее вместо меня.

- Это большая честь, Маэстро.

Услышав этот ответ, Миляга снова ощутил тот легкий приступ deja-vu, который впервые случился с ним, когда он встретил Люциуса у дверей столовой. Но прикосновение было почти незаметным и исчезло, прежде чем он смог как-то истолковать его.

- Помни, Люциус, что все, чему ты будешь учиться, уже является частью тебя, вплоть до Самого Божества. Не изучай ничего, кроме того, что в глубине души уже знаешь. Не поклоняйся ничему, кроме своего подлинного я. И не бойся ничего... - Маэстро запнулся и поежился, словно его кольнуло какое-то предчувствие. - ... не бойся ничего, если только ты уверен в том, что Враг не сумел тайно овладеть твоей волей и не сделал тебя своей главной надеждой на исцеление. Ибо то, что творит зло, всегда страдает. Ты запомнишь все это?