Баркер Клайв - Пятый доминион

- Ты только посмотри на себя, - сказал он. - Ты вся сияешь, дорогуша. - Это была реплика из бульварной комедии, и несмотря на свое плачевное состояние он произнес ее с посылом. - Я, конечно, выгляжу просто непристойно. Не придвинешься ли ты ко мне поближе? Боюсь, во мне осталось не слишком много громкости.

Она заколебалась. Несмотря на то что он был на грани жизни и смерти, его склонность к злу была безгранична, а осколки Оси, по-прежнему остававшиеся в его теле, могли придать ему силу, достаточную для того, чтобы причинить ей вред.

- Мне тебя и отсюда прекрасно слышно, - сказала она.

- Так громко я смогу произнести только сто слов, - продолжал торговаться он. - А шепотом - в два раза больше.

- Разве нам что-то осталось сказать друг другу?

- Ах, - сказал он. - Так много. Ты ведь думаешь, что обо всех все знаешь, верно? Обо мне, Сартори, Годольфине. А теперь даже и о Примирителе. Но одна история тебе неизвестна.

- Вот как? - сказала она, не особенно заинтригованная. - И чья же?

- Ближе.

- Я буду слушать тебя только с того места, где стою.

Он посмотрел на нее злобно.

- Слушай, ну и сука же ты, в самом деле.

- А ты зря тратишь слова. Если у тебя есть, что сказать, скажи. Чьей истории я не знаю?

Перед ответом он выдержал паузу, стараясь выжать из ситуации все то немногое драматическое напряжение, которое в ней имелось. Наконец он сказал:

- Истории Отца.

- Какого отца?

- Разве Отец не один? Хапексамендиоса, конечно. Туземца. Незримого. Владыки Первого Доминиона.

- Ты не знаешь Его истории, - сказала она.

С неожиданной быстротой он потянулся к ней и схватил ее за руку, прежде чем она успела отпрянуть. Понедельник заметил нападение и ринулся на помощь, но прежде чем он успел сокрушить Дауда, она остановила его и отослала обратно к костру.

- Все в порядке, - сказала она ему. - Он не причинит мне никакого вреда. Не так ли? - Она пристально посмотрела на Дауда. - Не так ли? - повторила она снова. - Ты не можешь позволить себе потерять меня. Я - последняя зрительница, которая у тебя осталась, и ты об этом знаешь. Если ты не расскажешь эту историю мне, ты уже не расскажешь ее никому. Во всяком случае, по эту сторону Ада.

Дауд смиренно согласился.

- Это верно, - сказал он.

- Так рассказывай. Сними с души этот камень.

С трудом он набрал воздуха в легкие и приступил к рассказу.

- Ты знаешь, что я видел Его один раз, - сказал он. - Его, Отца всей Имаджики. Он явился мне в пустыне.

- Он явился в человеческом обличье, не так ли? - спросила она, не скрывая своего скептицизма.

- Не вполне. Его голос звучал из Первого Доминиона, но в Просвете, знаешь, я видел кое-какие намеки.

- И как же Он выглядел?

- Как человек, насколько я смог разглядеть.

- Или вообразить.

- Может быть, - сказал Дауд. - Но то, что он сказал мне, я слышал на самом деле.

- Ну да. Он сказал, что вознесет тебя, сделает своим сводником. Все это ты мне уже рассказывал, Дауд.

- Не все, - сказал он. - Увидев Его, я вернулся в Пятый Доминион, используя заклинания, которые Он прошептал мне, чтобы пересечь Ин Ово. И я прочесал вдоль и поперек весь Лондон в поисках женщины, которая будет благословенна между женами.

- И ты нашел Целестину?

- Да, я нашел Целестину. Причем не где-нибудь, а в Тайберне. Она смотрела, как вешают преступников. Не знаю, почему я выбрал именно ее. Может быть, потому, что она громко расхохоталась, когда приговоренный поцеловал петлю, я я подумал, что в этой женщине нет ни грана сентиментальности, и она не станет плакать и завывать, если ее заберут в другой Доминион. Она не была красивой, даже тогда, но в ней была ясность, понимаешь? У некоторых актрис она есть. У великих актрис. Лицо, которое может выразить крайнюю степень чувства и при этом не потерять своей возвышенности. Возможно, я слегка увлекся ею... - Губы его задрожали. - Я был вполне способен на это, когда был моложе. Ну... и я познакомился с ней и сказал, что хочу показать ей сон наяву, нечто такое, что она никогда не забудет. Сначала она не соглашалась, но в те годы своими речами я и луну мог заставить улыбнуться или нахмуриться, так что в конце концов она позволила мне одурманить ее чарами и увезти отсюда. Ну и путешествие у нас было, доложу я тебе. Четыре месяца, через Доминионы. Но в конце концов я доставил ее на место - назад, к Просвету...

- И что случилось?

- Он открылся.

- И?

- Я увидел Божий Град.

Наконец-то она услышала от него нечто такое, что ее заинтересовало.

- Как он выглядел?

- Я видел его только мельком...

Она сдалась и, наклонившись к нему, повторила свой вопрос в нескольких дюймах от его изуродованного лица.

- Как он выглядел?

- Просторный, сверкающий и совершенный.

- Золотой?

- Все цвета радуги. Но я видел его лишь мельком. Потом стены словно взорвались, и что-то протянулось за Целестиной и утащило ее внутрь.

- Ты видел, что это было?

- Я много раз прокручивал этот момент у себя в голове. Иногда мне кажется, что это была сеть, иногда - облако. Я не знаю. Но что бы это ни было, оно утащило ее с собой.

- Ты, конечно же, попытался ей помочь, - сказала Юдит.

- Нет, я обосрался и уполз. Что я мог поделать? Она принадлежала Господу. И, если смотреть на вещи широко, разве не оказалась она в конце концов счастливицей?

- Похищенная и изнасилованная?

- Похищенная, изнасилованная и обретшая частицу божественности. А я - тот, кто выполнил труднейшее поручение - кем оказался я?

- Сводником.

- Да, сводником. В любом случае, она мне отомстила, - сказал он кисло. - Ты только посмотри на меня! Она должна быть более чем удовлетворена.

Это было правдой. Жизнь, которую не под силу оказалось истребить ни Оскару, ни Кезуар, Целестина практически вытрясла из его тела, и теперь она держалась на тоненькой-тоненькой ниточке.

- Так это и есть история Отца? - спросила Юдит. - Большую часть ее мне приходилось слышать и раньше.

- Это история. Но в чем ее мораль?

- Скажи мне.

Он едва заметно покачал головой. - Не знаю, смеешься ты надо мной или нет.

- Я ведь слушаю тебя, верно? Будь благодарен и за это. Мог бы сейчас подыхать тут без единого зрителя.

- Да, но ведь этого не случилось? Конечно, ты могла прийти сюда уже после моей смерти. А может быть, вообще не пришла бы. Но наши жизни вновь пересеклись - в последний раз. Это сама судьба говорит мне, чтобы я облегчил душу.

- От чего?

- Сейчас я тебе расскажу. - Вновь затрудненный вдох. - Все эти годы я размышлял над тем, почему Бог выбрал жалкого представителя актерской братии, поднял его из грязи и послал через три Доминиона себе за женщиной?

- Ему нужен был Примиритель.

- А у себя в городе Он не мог найти жену? - сказал Дауд. - Тебе не кажется это немножечко странным? Кроме того, почему Его вообще волнует, примирена ли Имаджика или нет?