Генри Олди - Приют героев

Завидовать Губерту Внезапному было непривычно. Словно тысячу раз сочувствовал, вписался в колею соболезнований, и вдруг откуда-то взялась зависть – нелепая, небывалая, чужая и своя, как женщина, случайно встреченная в пыльных закоулках архивов…

А герцог медлил.

Эсфирь Кольраун взмокла в тяжелом одеянии сивиллы. Плотная ткань, сплошь затканная лавром и звездами, давила на плечи. Хотелось переодеться в легкое и уехать. В молчании герцога извивалось знамение, внезапное и пугающее, будто змея, подброшенная злым шутником в теплую постель. Смысл знамения был темен. Ясновидица запрокинула голову и посмотрела в блеклое, осеннее небо. Там, дымом облаков, плыла ее судьба. Глаза слезились от неопределенности. Может ли случиться так, думала Эсфирь, что, отвергнув заманчивые предложения высокопоставленных коллег, я выйду замуж, допустим, за скромного заклинателя ветров? Вряд ли, конечно, но предположим. Крошечный домик – в столице, но в квартале из простых. На прислугу денег не хватает, приходится справляться самой: усталой после храмовых бдений и пророчеств, варить луковый суп с гренками, любимое блюдо мужа, вытирать пыль с книг, стирать, мыть посуду… Рождение сына на полтора года лишит внутреннего зрения. Надо будет долго восстанавливаться, а мальчик родится болезненный: плачет по ночам, будит, требует внимания… Он вырастет большой, я захочу, чтобы он стал волхвом, а он, упрямец, пойдет в боевые маги – я волнуюсь всякий раз, когда он уезжает, я тайком проклинаю его победы, потому что безопасней служить скромным волхвом в капище, но в глубине сердца я горжусь моим мальчиком… Возможно, он подберет в своих странствиях чумазую замарашку, увлечется азартными играми и в конце концов окажется за решеткой – или нет, пусть лучше он совершит подвиги и сделается боевым магом трона, когда я состарюсь и уйду на покой: болеть, ждать, скучать, радоваться, ворчать на юную компаньонку – она слишком юная, она такая, какой была я во дворе цитадели…

Всего этого еще не случилось.

Все это может и не случиться.

Все это – у меня на коленях, словно моток пряжи.

Герцог, Губерт Внезапный, король мгновенных решений, что же ты медлишь?!

Из окна второго этажа советник Беркадор видел, как сивилла подняла глаза. Прежде чем уставиться в небо, она мазнула взглядом по башне, и советник почувствовал себя нагим на площади. Сотни людей смотрят на тебя, лишенного шапки из меха выдры, и накидки с оторочкой, и бордовой мантии, и плаща с гербом: дай совет, говорят они. Тянут руки: кинь милостыньку! Ты умный, ты знаешь жизнь. Скажи, как быть. Вечный Странник высоко, Нижняя Мама глубоко, а ты здесь: без штанов, без чинов, какой есть. Карл Беркадор, ты умеешь советовать, стоя голым в центре площади? Ведь это проще простого: вязать и разрешать, разделять и властвовать – всей разницы, что нельзя остаться в тени. Надо говорить под солнцем, указывать под солнцем, зная, что уйти некуда. Верный, честный, преданный Карл, ты и сейчас – на втором этаже, из окна, из-за шторы, а площадь ждет, когда ты спустишься, сбрасывая на ходу одежду…

Карл Беркадор с силой толкнул створки окна, и они распахнулись.

Настежь.

Стекла зазвенели так, словно окно открыли впервые за сто лет.

– Ребенок, – вторя звону, сказал Губерт Внезапный, самый безумный герцог из рода д'Эстремьеров. Он сильно сутулился; казалось, у стройного герцога вырос горб. Каждое слово давалось ему с трудом: каждое слово было колесом кареты, увязшей в грязи, но кучер уже занес кнут над спинами лошадей. – Память у меня есть. Другой не надо. Спасай ребенка, Бруно. Если сможешь…

Бруно Духовидец кивнул. Склоняясь над Хендрикой Землич, он знал, как остановить погружение в омфалос. Остального он не знал. Но странный кураж, явившись свыше, плавился в душе Бруно, делаясь звонкой сталью: сейчас маг согласился бы принять роды хоть у умирающей, хоть у мертвой женщины. Маятник плясал тарантеллу, в сумрачных основах прятались солнечные зайчики. Вера сына в отца текла к Бруно от мальчишки, стоявшего у входа в башню; текла через двор, как могла бы течь через годы и десятилетия.

Можно умереть давным-давно.

Это неважно.

Главное, чтобы ребенок родился здоровым.

– …Сударыня, ваш прогноз?

– Крепость в осаде, смятенье в небесах, супруг у ложа роженицы… Примерно пятьдесят на пятьдесят. Точнее сказать не могу.

– Не нужно точнее. Это просто замечательно, сударыня мантисса!

– Почему?

– Совсем недавно у нас не было ни единого шанса. А теперь – целых полсотни! Приступим. Времени действительно маловато. Вы поможете мне?

– Почту за честь, ваше чернокнижие. Что надо делать?

– Станьте здесь и будьте готовы. Нет, лучше прилягте. Да, прямо на землю. Ваша светлость, возьмите мою мантию, скатайте и подложите сивилле под спину. Потом сядете у ног, чтобы она могла упереться…

– Зачем? Это не я рожаю, это Хендрика…

– Милочка, помолчите. Хендрика слишком слаба. Будете обеспечивать родовые изгоняющие усилия…

– Что?

– Тужьтесь за нее, а я создам передачу мышечных толчков на роженицу! Ага, воды отошли… рановато, замечу… ну да это к лучшему, мы спешим…

– Давайте я…

– Простите, молодой человек, но речь идет не о гнилом зубе. Нам с вами лучше молча исполнять приказы гроссмейстера. Он знает, что делает.

– Надеюсь, что знает…

– Ах'нуар рабайард ауксилиум вита дхаммунг! Витализ в норме, сердцебиение… разгоняю процесс… mobilis in mobile… Р'янна корпорис дзетта маддух! Хорошо, теперь стабилизация при ускорении…

– Я держу экстерн-форму. Делайте распределение.

– Спасибо, милочка, но поберегите силы. Они вам еще понадобятся. Цервикальный канал расширен… полтора пальца за область внутреннего зева… мало! Мало! У нее узкий таз… пошла фаза изгнания…

– Овал Небес!.. как больно…

– А что вы думали?! Ничего, доведется самой рожать, будете знать заранее…

– Тетушка Эсфирь говорила, что при родах кости таза расходятся…

– Что она знает, ваша тетушка! Еще Везалий в «De corporis humani fabrica libri septem» доказал, что тазовые кости соединены неподвижно… как же не хочется цесарить…

– А про вашего Везалия писали: «Чудовище невежества, неблагодарности, наглости… пагубнейший образец нечестия…» Ох, больно-то как!..

– Милочка, если хотите цитировать – кричите погромче. Тужьтесь и кричите! А я передам на Хендрику: все-таки рожать ей, не вам…

– Хорошо, гроссмейстер.

– Нам еще повезло, что ваши имена совпадают по многим звукам: вибрации легко сопрягаются… Так, начинаем инициацию… Овал Небес!

– Стойте!

– Хендрика! Ты жива?!

– Мистрис Форзац, это вы?!

– Я… раньше я не могла… Только благодаря вашей подпитке… я умираю, да? Клим, я хотела тебе сказать…