Феликс Крес - Королева войны

— Вы лучше у себя дома, а мы лучше у себя.

— Армектанка везде у себя дома.

Это был удар ниже пояса, и его громбелардка проглотить не смогла.

— Армектанка сейчас получит громбелардской ногой под зад, — сказала она, вставая со скамьи. — Ну-ка, иди сюда.

Со всех сторон кинулись два десятка солдат, пытаясь удержать воинственных женщин. Поднялся шум.

— Ну ладно, не стану я ее бить! — наконец сказала Ганея.

— Я бы тебе вырезала пару новых шрамов на руках, — ответила лучница, у которой отобрали нож.

Неожиданно кто-то засмеялся, потом другой, и в конце концов все остальные, поскольку акалийцы знали тайну шрамов на руках громбелардки. Вскоре смех смолк.

— Нет, милая, — сказала обладательница изрезанных рук. — Это уж я сама делаю. Если бы я пристрелила тебя из арбалета, то ты попала бы сюда, а если бы я тебя задушила или зарубила мечом, то сюда. — Она показала густо испещренную шрамами руку, а потом другую, на которой было только четыре отметины.

Армектанка не знала, что сказать.

Мужчины просто выпили бы пива. Женщины же не унимались.

— Я не имею ничего против твоего лука, — сказала Ганея. — Только что это вообще за оружие?

Теперь она уже оскорбляла всех лучников мира.

— Пойдем, Керита, — сказал один из армектанцев.

— Нет. Я хочу послушать, что она говорит.

— Смотри. — Ганея бросила на стол арбалетную стрелу. — А у тебя какие? — Она показала на колчан лучницы.

Керита достала тонкую длинную стрелу с наконечником в форме листа. Громбелардка внимательно рассмотрела ее, после чего неожиданно замахнулась — и пригвоздила себе ладонь к столу. Кто-то ошеломленно вздохнул. Какой-то легионер ударил себя рукой по лбу, наступило всеобщее замешательство.

— Теперь ты, — чуть хрипло проговорила арбалетчица, показывая головой на свою стрелу.

Наступила мертвая тишина. Керита медленно взяла стрелу, предназначенную для тяжелого, взводимого лебедкой арбалета. Она была толщиной в мужской палец… Четырехгранным наконечником можно было колоть орехи.

— Перестань, Керита, — сказал армектанский гвардеец. — Хватит на сегодня. Перестань, ну же.

Всем было ясно, что если девушка пробьет себе руку этим… чем-то, то никогда больше не сможет стрелять из лука. У нее были бы раздроблены кости.

Армектанка медленно положила стрелу, посмотрела на Ганею, повернулась и вышла. Следом за ней двинулись армектанские лучники. Вскоре в комнате остались одни хозяева.

Еще какое-то время все молчали.

— Ну… теперь пусть кто-нибудь ее сломает, — сказала Ганея, показывая на древко стрелы. — Может, как-нибудь… вытащим?

Крови на столе становилось все больше. Солдаты поспешили на помощь. Ганея, давно уже пользовавшаяся немалым уважением, в их глазах выросла до героини. Простым солдатам нравились подобные поступки. Однако недовольно морщившейся арбалетчице требовалось время, чтобы насладиться произведенным впечатлением. Пока что она была единственной, кто мог по-настоящему оценить случившееся.

— Не знаю, во что я ввязалась, — пробормотала она, когда стрелу сломали, — но… если мне еще когда-нибудь захочется чего-то подобного… то пусть кто-нибудь даст мне по башке.

Заскрежетав зубами, она дернула руку вверх. Окровавленный обломок стрелы остался в крышке стола.

Тереза всегда знала, что происходит в гарнизоне, — и ей даже не требовались доносчики. Солдат и офицеров связывали достаточно тесные отношения, и любые слухи легко поднимались по ступеням иерархии; кто-то рассказал о случившемся своему десятнику, тот — подсотнику, заместителем и другом которого был… Еще до полудня комендант уже знала, что в гарнизоне — раненая арбалетчица, которую постоянно навещают целые толпы легионеров. Узнав о подробностях, она тщательно все обдумала и решила, что ничего ни о чем не знает. Однако настроение у нее испортилось. С одной стороны, она добилась того, чего хотела: чтобы кто-то отнесся соответствующим образом к армектанским девушкам-гвардейцам; с другой стороны, гордиться было совершенно нечем. Подобные трения между солдатами, собственно, нужно было бы подавлять, а не провоцировать. А она — спровоцировала. Отчасти.

В этот день солдаты несли службу старательнее некуда, поскольку дурное настроение коменданта было хорошо заметно, и даже слишком. Тереза, вообще отличавшаяся достаточно капризным характером, бывала попросту невыносима, когда что-то ее раздражало. Однако вскоре оказалось, что ссора между женщинами была ничем по сравнению с войной, которую могли развязать их командирши. Агатра даже не думала следовать примеру солдат; вместо того чтобы избегать попадаться на глаза разозленной тысячнице, она поступила полностью наоборот — отправилась к ней с официальным заявлением. Она знала о случившемся ночью и хотела получить объяснения — так, словно это Тереза прибила себе руку к столу или лично отдала такой приказ Ганее.

Тереза, сидевшая в своей захламленной комнате, прервала подсотницу на полуслове.

— Погоди, погоди, — сказала она. — Я что, должна наказать свою арбалетчицу? Да, она сделала себе в руке дыру, а солдат не имеет права себя калечить. Но официально я ни о чем не знаю. Думаю, ее десятник хорошенько ей наподдал, но мне не доложил и не доложит, поскольку иначе стал бы шпионом, доносящим на своих собственных солдат. А для меня — ни на что не способным солдатом, которого надо постоянно опекать, иначе он сам ничего сделать не в состоянии… Я должна пойти и прямо спросить, откуда взялась рана? И выслушать в ответ ложь? Впрочем, это не дело коменданта гарнизона, так что чего ты от меня хочешь?

— Твои легионеры, ваше благородие, оскорбили моих солдат, — холодно заявила Агатра.

— И что я могу с этим поделать? Выстроить в шеренгу половину гарнизона, чтобы они хором попросили прощения? Спустись с небес на землю, девочка! — разозлилась тысячница. — Я тебе говорила, чтобы ты своих сук держала на поводке? А теперь убирайся отсюда, я занята! — Она показала на какие-то документы, которые, покрытые пылью, явно уже неделю валялись в углу.

Агатра онемела.

— Я наверняка отсюда уберусь, будь уверена, госпожа, — после долгого молчания ответила она. — И не только из этой прекрасно обставленной комнаты, но и еще дальше. Своих солдат я забираю, предпочитаю найти им жилье на постоялых дворах. — Она повернулась и направилась к двери.

Тереза довольно быстро остыла.

— Подожди, — сказала она уже намного спокойнее. — Ну подожди же, говорю, и не заставляй меня повторять в третий раз…

Они долго молчали.

— Все это злит меня еще больше, чем тебя, — наконец сказала Тереза. — Но твои солдаты — не какой-то личный отряд, как и мои. Их отдали нам в подчинение с некоей целью, а цель эта — совместные действия, всегда и везде. Когда-нибудь ты пропадешь в том проклятом лесу, и, может быть, лучше, чтобы у твоих вояк были здесь друзья, а не враги?