Феликс Крес - Королева войны

Отряд мчащихся куда-то всадников пронесся через луг, между домом и широко расставленными столами, потом ворвался в лагерь, едва не растоптав нескольких солдат, и скрылся во мраке ночи. Никто не знал, куда поехали люди в плащах цветов Дома К. Б. И., внимание привлек лишь возглавлявший их всадник, который мог заставить коня брать невероятные препятствия. Какое-то время все обсуждали эту загадочную гонку, потом вернулись к более интересным темам. До тех пор, пока вдали не вспыхнуло зарево.

Его благородие Эневен во главе своих солдат выгонял крестьян из хижин и сжигал уже ненужные деревни похороненного сына.

Дартанские обладатели знаменитых фамилий разъехались по своим владениям. Многие воспользовались случаем, чтобы немного развлечься в Роллайне.

Дом Эневена стоял пустой и тихий.

Он стоял пустой и тихий уже почти два месяца, с того самого дня, когда Денетт уехал в Сей Айе. Но еще недавно вместо Денетта комнаты заполняли планы и надежды, с ним связанные. Прекрасное прошлое… Состояние, положение… Старокняжеская корона. Его княжеское высочество Денетт, господин Сей Айе.

Теперь в доме не было никого — и ничего.

Присланная госпожой пущи перепуганная и дикая Жемчужина, вполне соответствовавшая представлениям о новых порядках в Добром Знаке, возможно, была не столь глупа, какой казалась (а иначе она никак не могла бы стать Жемчужиной), но суровая госпожа, которой она принадлежала, нагнала на нее немало страху. Его благородие Эневен со смешанными чувствами боли, жалости и отвращения выслушал рассказ об убийстве своего сына. Даже на мгновение ему не пришло в голову обвинять в чем-либо несчастную, которая, сопровождая Денетта во время вечерней прогулки, едва сама не рассталась с жизнью, — что могла сделать драгоценность, которую учили чему угодно, только не драться, против убийц, сумевших прикончить телохранительницу, обученного гвардейца, а под конец и молодого рыцаря? Невольники должны были служить верой и правдой, но К. Б. И. Эневен не был каким-то чудовищем, готовым купаться в крови. Он лишь удивлялся тому, что княгиня прислала ему это перепуганное и ожидающее суровой кары существо, хотя и оценил ее жест, поскольку Жемчужина была последней, кто видел его сына живым.

В пустой комнате пустого дома, с пустотой в сердце, его благородие Эневен в очередной раз разворачивал письма, присланные княгиней Эзеной. Первое, короткое, было подписано командиром ее войска — солдатом и рыцарем, имя которого хорошо было известно в Дартане.

М. Б. Йокес писал:

Ваше благородие, я не владею искусством написания писем, так что прости мне мою солдатскую сухость и краткость. Письмо это я направляю вашему благородию без разрешения и ведома твоего солдата, командира присланного в Сей Айе отряда. Его благородие Ранезен обиделся бы на меня за заступничество, которого, впрочем, ему наверняка не требуется, так что прошу тебя, господин, не выдавай меня своему офицеру.

Ваше благородие, о событиях в Сей Айе я писать не могу и не хочу, поскольку персона, намного более важная, чем я, сама обратится к тебе по этому вопросу. Хочу написать лишь, что это из-за меня солдаты вашего благородия не смогли предотвратить несчастье, ибо именно в мои обязанности входило выделение им квартир и именно моим приказам они обязаны были подчиняться во владениях ее высочества. Точно также по моей вине они не могли участвовать в поисках и преследовании убийц — ты легко поймешь, ваше благородие, почему я им этого не позволил. Я соболезную твоему горю и отчасти чувствую себя за него ответственным, ибо не справился со своей задачей солдата, стоящего на страже спокойствия во владениях моей госпожи.

Прими, ваше благородие, знак моего уважения, и прошу тебя, помни, что расчет с твоими солдатами следует начать с меня.

Это было письмо солдата, который заступался за другого солдата, но из его содержания следовало кое-что еще, имевшее для его благородия Эневена немалое значение: прежде всего это было письмо рыцаря, предки которого служили еще дартанским монархам. Теперь же этот рыцарь предстал как слуга, безраздельно преданный своей госпоже — госпоже, которую прочие воспринимали как обычную невольницу.

Второе письмо, намного более обширное, прислала сама княгиня Сей Айе. В заголовке и подписи вместо инициалов стояли полные родовые имена — что разрешалось исключительно наследникам традиций одного рода, в частной и наиболее доверительной переписке.

Его благородию

Кенессу Бавену Иссу Эневену

во владениях Дома

Господин!

Что бы я ни написала, это будет выглядеть неуместным по отношению к отцовскому горю. Я не могу его разделить или даже осознать; надеюсь, ты простишь мне эту откровенность и наверняка признаешь, что, не имея собственного сына, преемника и наследника, можно лишь несмело предполагать, что чувствует тот, кто пережил подобную утрату. Не стану больше бередить твою рану, иначе мне не хватит смелости продолжать это письмо.

Ваше благородие, я не могу не поблагодарить единственного человека, который подал мне руку, когда все остальные испытывали ко мне лишь презрение. Я не заслужила его и готова объяснить почему — но только тебе, и именно потому, что твой сын готов был признать все мои права. Для других у меня нет ничего, кроме молчания.

Ваше благородие, сперва скажу, что обстоятельства смерти твоего сына, а также второго покушения, целью которого была я сама, изложит от моего имени невольница, которая доставит это письмо. Можешь делать с ней что захочешь, ваше благородие, это лишь бесполезная и ненужная мне драгоценность, которую давно уже пора выбросить или продать. Его благородие Денет имел право чувствовать себя в моем доме как в своем; я предоставила ему это право и не расстаюсь с мыслью, что должна была лучше заботиться обо всем. Да, обо всем — о покоях, в которых он жил, о блюдах, которые он ел, и, наконец, о прислуге, которая его окружала. Ничто уже не исправит моей небрежности. Я отвечаю за свою невольницу, ваше благородие, и готова со склоненной головой предстать перед тобой, взяв на себя ответственность за смерть твоего сына, а также — прости меня, господин, но я хочу хотя бы раз воспользоваться словом, которым воспользоваться так и не успела, — моего жениха, в недалеком же и уже недостижимом будущем мужа, князя Доброго Знака. Я не любила твоего сына, ваше благородие, но, возможно, мне следует написать: еще не любила, ибо готова была его полюбить и отдать ему Буковую пущу, повинуясь не столько голосу рассудка, сколько велению сердца. Не считай мои слова неискренними, ваше благородие, ибо повторю еще раз: я готова предстать перед тобой и отвечать за все, что случилось под крышей моего дома.