Светлана Прокопчик - КРЕСТ

Толпа рыдала от счастья, выла, свистела и улюлюкала.

А Эрик играл с Оттаром, как кошка с пойманной мышью, наслаждаясь собственной ловкостью и отточенным мастерством. И точно так же, как кошка с мышью, знал, что никуда Оттару от него не деться. Вот наиграется и зарубит. Не тогда, когда улыбнется удача, а когда захочется настоящей, большой крови. Все продумал, и сейчас издевался над противником, заставив его метаться, отбиваться суматошно и едва ли не кричать от ужаса.

И еще Оттар внезапно понял: он не может справиться с Эриком. Даже когда помощь обещал сам Устаан — не может. Все бесполезно!

У страха есть и хорошая сторона — на несколько мгновений он утраивает силы, делая человека безрассудным. Правда, всего на три-четыре секунды, а потом становится еще хуже, когда тот же ужас сковывает движения. Понимая, что проиграл, зверея от паники и предчувствия близкой гибели, Оттар пошел в атаку. И… вот тут-то ему и помог Устаан. Отбив шпагу Эрика, Оттар воспользовался возможностью замаха. И рубанул, собрав всю свою колоссальную силу в одном движении.

Эрик распознал его замысел, но сделать ничего не мог: прием был рассчитан не на ловкость, а на силу. Его шпага сломалась, а клинок Оттара прошел по правому плечу, рассекая мышцы и кроша кости. Эрик выронил огрызок шпаги, упал на колено, снег мгновенно пропитался кровью.

Я победил, твердил себе Оттар. Я все-таки победил, билось в мозгу. Но мысль эта рождала не радость — слепой ужас. Тот ужас, который уже успел завладеть всем его существом, пролез в кровь, затуманил рассудок. Оттару оставалось нанести лишь один удар. Последний. Вместо этого он с остекленевшими глазами пятился от поверженного врага.

— Трус! — визжал Гран. — Добей его! Добей его, ты, ублюдок паршивый!

Но Оттар больше не владел собой. И вместо того, чтобы приблизиться к князю, с удовольствием удрал бы — если бы ноги его слушались.

Эрик пытался встать, кровь лила ручьем. Драться с такой раной он не мог точно. Вполне возможно, что он истечет кровью раньше, чем врач успеет наложить швы, думал Оттар в замешательстве. Но сдаваться князь не собирался.

…А Оттара будто озарило резким синим светом. И тогда ему стало по-настоящему жутко. Потому что он понял, что именно заинтересовало в Эрике Повелителя поначалу. И почему тот вдруг отдал приказ убить его.

Ожив, возникла перед его взором замурованная комната в Найноре, куда Оттар проник однажды, уснув на кушетке в галерее. Вновь он увидал портрет… В тот же миг видение распахнулось, словно врата, и Юлай шагнул из рамки картины в мир реальный. Оттар едва не закричал, узрев перед собой не Эрика, нет.

И будто не на утоптанном снегу Дурканского парка он стоял, а на плоском каменном кругу. Солнце померкло, скрывшись за диском луны. Багровая тьма заливала округу, мешая разглядеть то, что находилось за краем каменной площадки.

А посреди нее упал на колени Юлай Валенсар. Еще живой. Зажал ладонью рану на груди. Рану, нанесенную Хустанкарном. Каменным топором Устаана. Топором, который Оттар держал в трясущейся руке. Да полно, Оттар ли это был?!!

Юлай Валенсар поднял голову, открыв искаженное мукой лицо. И даже бездна не могла вместить в себя всю боль, которая выплескивалась из сиявших расплавленным серебром очей умирающего мага. Боль, прожигавшую Оттара насквозь.

Он закричал, отшатнулся, зажмурился, а когда проморгался, каменная площадка исчезла, растворилась в ледяном воздухе. Был Дурканский парк, был снег, пропитавшийся кровью. И был… Юлай Валенсар. Зажимающий ладонью рану.

А позади него, за веревочным ограждением, Оттар увидал Альтара Тарнисского. Как же он сразу не признал его в том белобрысом наглеце? Наверное, черти съели глаза Оттара. Зато в очах Альтара сияла Вечность — темно-синяя, молчаливая, никому и ничего не забывшая.

Буря в канун Юлаева дня, вспомнил Оттар все, что тогда наговорил Альтар про рождение Юлая. Старая мать, розы на рассвете. Да, все так и произошло.

Помнил Оттар и иное — еретическое предсказание Альтара, то самое, за которое его будто бы казнили. Альтар ведь сказал: Юлай возродится, чтобы отомстить Устаану за свою смерть.

Возродился.

Устаан сначала прельщал, а потом приказал убить Эрика Хайрегарда только лишь потому, что Эрик Хайрегард в действительности был родившимся заново Юлаем Валенсаром.

И Оттар не мог не бояться того, кого боялся сам Устаан.

…Люди затаили дыхание, наблюдая за драматическим поединком силы воли и силы физической. Эрик получил тяжелое ранение, но никто еще не понял, что и Оттар не может драться — он с трудом скрывал паническую дрожь. Он готов был на все, лишь бы избежать дальнейшего боя с этим безумцем, просто потому, что знал уже, какая подлинная мощь скрывается за вроде бы заурядной одержимостью берсерка.

Белобрысый наглец, похожий на Альтара Тарнисского, перескочил через веревочное ограждение, подбежал к Эрику. К ним метнулся Велинг. До Оттара долетели обрывки разговора. Белобрысый рвался продолжить поединок вместо Эрика, вопреки всем правилам. Велинг его увещевал, а белобрысый твердил, что у него к Оттару личные претензии. Потом он назвался, и Оттар понял, что если не успеет объявить поединок законченным, то его не спасет ничто. Не тот противник навязывался ему в убийцы, чтобы надеяться на благополучный исход.

К счастью, он успел овладеть собой настолько, что мог говорить, не опасаясь выдать ужас.

— Эйнар, — обратился он к своему секунданту, — поединок закончен. Князь безоружен, и рана смертельная. Я не палач, чтобы добивать его.

Его голос подхлестнул Эрика. Тот рывком встал с колена, пошатнулся, но устоял. Лицо исказилось судорогой, но Оттар знал, что это гримаса ярости, а не боли — ее берсерки не чувствуют.

— Шпагу! — рыкнул Эрик.

— Дай я вместо тебя закончу, — предложил белобрысый.

— Я сам!

— Ты сам уже довыпендривался!

Эрик тяжело посмотрел белобрысому в глаза и четко, раздельно выговорил:

— Это мой поединок.

Обескураженный белобрысый выругался и протянул Эрику свой палаш. Оттар мог бы потребовать отвод оружия, но промолчал. С таким ранением, как у Эрика, тяжелый клинок не уменьшал, а увеличивал шансы Оттара выжить.

Эрик отнял руку от раны, и Оттара, хоть и не боялся он вида человеческого мяса, затошнило. Окровавленные пальцы сомкнулись на рукояти палаша.

— Погоди, — придержал его белобрысый.

Нагнулся, набрал в горсть снега, пропитавшегося кровью Эрика, и внезапно бросил его в лицо Оттару. Толпа ахнула, к белобрысому кинулись секунданты, без церемоний вытолкали за ограждение. Оттар стер с кожи красную холодную кашу, облизнул соленые губы. Что хотел показать белобрысый, Оттар не знал и не хотел гадать. Может быть, выразил презрение. Может, заклеймил предателя. Неважно.