Алина Илларионова - Охота на оборотня

Эльф решил окопаться в убежище загодя. Разослал по улицам четыре парных патруля и, ухмыляясь в предвкушении слежки, пошустрил к аптеке. Место для засады, на его взгляд, подходило идеально — здоровенный рыхлый сугроб на углу соседнего с дома. Когда-то в доме жил сам легендарный Прокопий Вёдро, а, спустя полгода после смерти мужа, вдовая капитанша уехала в Равенну. Там, в Академии Магии на факультете «Управления Стихиями», училась их дочь Файна. Дом ещё не приветил новых жильцов, поэтому юный Страж не опасался разоблачения своей тщательно продуманной маскировки. Со своей позиции он прекрасно видел и крыльцо, и окошко чердака, сам оставаясь для постороннего взгляда совершенно недоступным.

Вилль оказался прав — сидеть под домашним арестом горожане не намеревались. Несколько раз мимо его убежища, воровато оглядываясь, пробежали люди, зато пара братьев-гномов Хрустальных прошествовала важно, не таясь.

— Небось, скоро закончит дурить да откроет. Лишь бы наши раньше не приехали! — гулким басом говорил Дорий, огладив кучерявую чёрную бороду.

— Мда, и Сидор без материалов останется, и мы. Всё им, столичным, «Травушку» да «Руду» подавай, ишь, привереды какие! — возмущался младший Либерий, щипнув ещё куцую по причине юного возраста бородку.

— Понадобится, так серпы с Империалами плавить будем!

Вилль едва не присвистнул. Вот это открытие! Кто бы мог подумать, что в знаменитый Кондратьевский цветной хрусталь гномы добавляют золото и железо!

Одними из основателей Северинга были почтенный бородач Кондратий с сыновьями. Едва город более-менее отстроился, гномы занялись семейным ремеслом — варкой стекла. Истринский песок прекрасно для этого подходил, и чуть ниже по течению рядом с руслом за одно лето образовался глубокий карьер. Мастерская с шутливым названием «Стекляшки от Кондрашки» пользовалась спросом — гномы не заламывали несусветных цен, а каждому горожанину хотелось иметь нарядный прозрачный сервиз вместо глухого глиняного. Для себя любимых ремесленники расстарались вовсю. Налепили чудесных разноцветных салатниц и кувшинов причудливой формы, а изящные рюмочки после каждого тоста звенели по-особому певуче.

Семейная мастерская «Стекляшки от Кондрашки» превратилась в заводик «Кондратий-Хрустальный», где поточным производством занимались уже наёмные рабочие, а однажды какой-то затейник приписал к вывеске лозунг: «Плюнешь — зазвенит». Прижилось, конечно, и в торный ярмарочный день возле гномьего лоточка то и дело раздавалось характерное сочное тьфуканье. Особым спросом в столице пользовались хрустальные кальяны и вазы, рубиново-алая «Руда» да изумрудно-зелёная «Травушка». Гномы сами окрашивали стекольную массу, простому люду секрета так и не раскрыв.

Вилль настолько увлёкся осмыслением собственной осведомлённости, что едва не забыл про Алессу. Глянул на окно и напрягся — девушка разглядывала улицу, прижав к стеклу маленькие ладошки. Вилль ухмыльнулся, и его глаза зазолотились, как два начищенных содой Империала. Девушка облокотилась на подоконник, причём лёгкий ситцевый халатик ненароком сполз с обнажённого смуглого плеча. Какое-то время Алесса предавалась романтике, созерцая синее небо, затем, заскучав, она скрылась из виду. Вернулась она с большим перламутровым гребнем в руках, забралась с ногами на подоконник и принялась за вечерний туалет. Иссиня-чёрные волосы ночным водопадом струились сквозь частые зубья, а халатик продолжал баловаться, соскальзывая то с одного, то с другого плеча.

— Вот загадка… Сидит кошка на окошке. С виду — кошка, но не кошка… Кто же ты, Алесса? — вполголоса пробормотал эльф, невольно залюбовавшись объектом слежки.

Из прохудившегося неба посыпалась мелкая снежная пыль, но Вилль не обратил на неё внимания. Вскоре белая пелена превратила дом в размытый прямоугольник с маленьким желтоватым пятном на самом верху, а потом исчезло и оно. Алесса закрыла ставни. Жаль…

Тёплая игла легонько пощекотала его левое запястье. Опять?! Из тоннеля пришлось выбираться задним ходом, и эльф не заметил, как одна из ставней алессиного окна слегка приоткрылась и затворилась снова. Южная кошка знала, что за ней наблюдают.

Вьюга забрасывала капитана целыми пригоршнями холодной крупы, но остановить так и не смогла. Обозлилась и затихла. Внезапно… Вдруг… Тильзитовый глазок теплел и кололся всё сильней, а возле дома кузнеца рука эльфа на мгновенье занемела, и красный огонёк тут же потух.

У самой изгороди валялся перевёрнутый кувшин да разорванная на прутки корзина. Девушка полусидела в заснеженной сирени, словно Ледяная Дева на троне, крытом алой бархатной подушкой. Белое… Красное… Рубиновая роспись по снегу. «Хоть гроб на прощании открыть можно будет», — отстранённо подумал эльф, глядя в широко распахнутые стеклянные глаза. Убийца не попортил её лица, но рёбра вывернул наизнанку, пропоров толстую дублёнку так легко, как нож забытое на солнце масло.

— Кто?! — жарко выдохнул Аким, не спеша подходить к изгороди.

— Берта. Уносите её.

Дальнейшие свои действия он помнил смутно. Чета гномов долго не могла придти в себя от потрясения, не каждую зиму в твоём палисаднике такие подснежники расцветают. Сатинка только икала и пила воду, кружка за кружкой. Они ничего не видели и, что самое странное, не слышали. Только вьюга, прижав невидимые губы к печной трубе, насвистывала извечную грустную мелодию.

Как переносили тело в тюрьму для осмотра, как Вилль шёл к родителям Берты, что им говорил — всё было в тумане. «Мне жаль…» Бриенна мягко осела на пол…

Берен с порога тюрьмы бросился к Виллю с явным желанием придушить, но тот коротко мотнул головой:

— Не она. Точно.

Домой эльф вернулся в середине ночи.

— Хозя-аин, хозя-аин! — радостно орал Симеон, приветствуя Стража. — А к нам Берта приходила, так я её прогнал! Даже ссметанку не взял!

Вилль отсутствующим взглядом посмотрел сквозь домового, с присвистом выдохнул и на деревянных ногах подошёл к настенному зеркалу, повешенному скорее ради мебели, чем по надобности.

— Хозяин, что с тобой? — не на шутку встревожился кот.

Глядя на маленького Арвиэля, отец частенько покачивал головой — сын должен расти похожим на него, потому что так правильно, но с детского личика таращились зелёные глаза жены Элейны, и мягко улыбались её же губы. Сама эльфийка лишь руками разводила, мол, не виновата я… Сейчас из зеркала на капитана Вилля Винтерфелла смотрел его отец, разве что скулы не так резко очерчены да во взгляде растерянность вместо легендарного эльфийского хладнокровия.

— Арвиэль, ты — ветерок с вершины ледяной скалы Артенн, ты летишь ровно и спокойно, — голосом отца сказало ему отражение. — Ровно и спокойно… Ураганом станешь, только когда встретится достойное препятствие, и тогда ты развеешь его в пыль.