Кристоф Хардебуш - Гнев троллей

Но вслух он сказал лишь следующее:

— Находится ли тело марчега все еще в здешнем храме? Я хотел бы оказать ему последние почести.

— Да, здесь, в замке, в соответствии с обычаем. Они не могут сжечь его, пока новый правитель не примет оружие из рук убитого. Но, честно говоря, брат, бальзамировщику пришлось выполнить кошмарную работу. У марчега был ужасающий вид, когда свита принесла его сюда.

Корнель склонил голову.

— Могу ли я провести сегодняшнюю ночь здесь, в храме? — спросил он.

— Конечно, брат. Для одного из наших здесь всегда найдется место.

Он произнес слово наших с такой интонацией, что Корнелю сразу стало ясно, что тот считал его кем угодно, но не полноценным членом ордена.

— Благодарю тебя, — просто ответил он. — Я не мешкая отправлюсь в замок.

Послеобеденное солнце жарко палило улицы, которые за это время наполнились еще большим количеством людей. Или, по крайней мере, так показалось Корнелю. «Я должен был спросить у этого молодого франта, сообщил ли он лишь свое мнение или так считает весь орден Альбус Сунас в Ардолии», — промелькнуло у священника в голове. И он подозревал, что ответ вряд ли удовлетворил бы его.

Когда влахак наконец взобрался на замковую гору, лоб заливало потом. Крепостные стены украшали многочисленные вымпелы и гербы. По всей вероятности, дворяне Ардолии съехались сюда, чтобы сопроводить марчега в последний путь через пламя и стать свидетелями того, как будет коронован правитель.

Для Корнеля было непривычно, но приятно то, что стражники на воротах уважительно приветствовали его и пропустили без малейших задержек.

— Поспешите, пожалуйста, он сейчас начнет, — шепнула ему молодая женщина с опущенным забралом.

Сначала он не понял, что означали ее слова, но затем ему стало ясно, что имелось в виду.

Посреди центрального двора замка собралось несколько дюжин воинов, мужчин и женщин в традиционных тяжелых кольчугах масридов, с мощными щитами и сверкающим оружием. Перед ними стоял высокий грубоватый мужчина среднего возраста в роскошных доспехах, инкрустированных серебром и золотом, сверкающих на солнце. Его голова была чисто выбрита, за исключением единственного, довольно облезлого белого локона на затылке.

Прежде чем начать свою речь, он осмотрел воинов в доспехах.

— Солдаты! Начинается новая эра! Долгое время мы сохраняли мир на границах, позорный мир, к которому вынудили нас наши враги. Но теперь появляется все больше признаков того, что влахаки готовы нарушить его условия. Мало того, что они убили нашего любимого марчега. Нет, их враждебность не знает границ! Только вчера я получил известие о том, что отряд влахаков попытался вторгнуться в Ардолию со своими союзниками троллями. Без сомнения, чтобы разбойничать и поджигать! Мы не можем допустить этого! Хотите ли вы, чтобы ваши семьи стали жертвами тролльих лап? Хотите ли вы, чтобы эти чудовища угрожали всему, что вам дорого? Если ваш ответ «нет», нам остается только одно — война!

«О милостивый Божественный свет, — подумал Корнель. — Они встретили принца Натиоле с его спутниками. И этот великий оратор, по всей видимости, теперь бездумно использует в своих целях сообщение о встрече с ними».

Воины перед выступавшим разразились ликованием. Многие кричали «Война!» и «Смерть троллям!». Но все сильнее и сильнее были слышны другие слова, которые скандировала толпа, множась от ряда к ряду, пока над двором не разнеслось:

— Сциглос! Сциглос! Сциглос!

Масрид с жидким локоном на затылке с бесстрастным выражением лица наблюдал за эффектом, который произвели его слова. Наконец он еще раз медленно кивнул собравшимся и вошел в замок через небольшую боковую дверь. Солдаты во дворе постепенно разошлись.

Страх перед троллями приобрел среди масридов уже почти мистический характер. Влахаки воспринимали этих больших существ как опасных охотников, но вполне обычных созданий, вовсе не демонических. Зато для масридов они были духами темноты, пришедшими из древних времен, когда Влахкис был еще диким, влахаки ночами сидели, скорчившись, в своих глинобитных хижинах, а снаружи бродили мрачные чудовища. Естественно, для ордена Альбус Сунас тролли тоже имели свое значение: существа, которые не переносили Божественного света и прятались в темных расщелинах земли. А то, что тролли уже дважды сыграли ключевую роль в битвах против масридов, нисколько не прибавляло им популярности. Тем не менее слова Сциглоса были ложью, так как тролли выполняли часть соглашения и не покидали своих подземелий.

«Стоит обратить на этого типа внимание. В самом деле достойный наследник Цорпада Диммину. Угрожает ли опасность Натиоле и его спутникам? Хотя если бы масриды схватили принца, то Сциглос незамедлительно похвастался таким уловом. Я с удовольствием встретился бы и с остальными претендентами на трон, чтобы выяснить, как они относятся к эскалации войны. В любом случае воеводу очень заинтересуют все эти новости. Мне нужно максимально сократить свое пребывание в Турдуе».

Но сначала он хотел совершить то, для чего взобрался на гору. Здешний храм Альбус Сунаса едва ли можно было не заметить. Его купол устремлялся высоко в небо, хотя сама капелла была маленькой, так как здесь правили службу только для князей и их семей. Зато внутренняя отделка была очень богатой. Мерцающие драгоценные камни играли на свету, который струился с потолка, а пол был выложен золотой мозаикой. Стены покрывали дорогие ковры, изображающие сцены из жизни пречистых мужей и жен, посвятивших себя службе Божественному свету.

В центре круглого помещения на возвышении покоилось тело Тамара Бекезара. Корнель вспомнил о словах Вицласа, что бальзамировщик хорошо потрудился, и вынужден был согласиться с масридским священником, так как в помещении лишь слабо пахло травами, которые сжигали в небольших металлических чашах, но не тлением.

На марчеге оставили доспехи, которые тоже пострадали в его последнем бою, как заметил Корнель, подойдя немного ближе, чтобы осмотреть покойника. Его боевой топор лежал в сложенных на груди руках.

Лицо было накрыто восковой маской, как это было принято. Строгие черты Тамара сквозь нее казались почти умиротворенными. Корнель совсем не часто встречал марчега при жизни. Но влахакский священник знал, что тому пришлось принять несколько трудных решений, которые не облегчали ему правление Сиревой и Валеодарой на юге. Среди масридов Тамар считался упорным, жестким правителем. Но он подарил своему народу двадцать лет мира.

Доспехи в некоторых местах были расколоты, отчего не полностью покрывали зияющие раны. Тело повелителя, свидетельствовало о жизни в борьбе, но его окружала аура спокойствия и мира. Марчега вымыли, раны очистили, но скрывать не стали. Все должны видеть, что он погиб в бою… марчег, который никогда не требовал от других того, что не был бы готов сделать сам.