Дмитрий Емец - У входа нет выхода

– И то хорошо, что не девка! Парень!.. А все-таки лопатой было бы вернее! – заявила Суповна и ушла, вывалив гиеленышу полсумки селедочных голов.

В этих головах гиеленыш извалялся так, что Рина три дня не касалась его, зная, что иначе ее будут обходить в ШНыре по соседнему коридору. Гиеленок любил «распускать язык», запах у языка был соответствующий. Особенно после того, как Родион, подобрев, стал таскать ему дохлых кошек.

– Где ты их столько берешь? Случайно не стреляешь? – спросила как-то Рина.

– Очень надо! Только заряды переводить! – неубедительно ответил Родион, после чего в дохлых кошках наступил перерыв, зато Родиону в диких количествах стали попадаться дохлые вороны и галки.

– Иду тут по улице: смотрю – ворона валяется. Метров сто прошел – еще две. Ну, думаю: уж прет так прет!

Ул, которому Рина обо всем рассказала, посматривал на Родиона с подозрением. Он не забыл, как два года назад Родион отбил у собак в поселке полудохлую курицу и, пока все ждали благородного поступка по оказанию первой медицинской помощи бедной птичке, слопал ее вместе с Максом.

Рина назвала гиеленка Гавр. «Гауувррр!» – было единственным человеческим словом, которое произносил зверь в минуты максимальной сытости и довольства.

Окончательный список был готов ближе к полуночи. И, разумеется, нести его пришлось Сашке. Кирилл валялся в кровати в наушниках и даже лежа ухитрялся пританцовывать. Сашка порадовался, что спит не под ним, потому что кровать скрипела и грозила обрушиться.

Макар закрыл глаза, собираясь отключиться всего на одну секунду, и вырубился на всю ночь. Добрый Даня из жалости стянул с него ботинки. При этом из голенища правого выпали мужские часы с тяжелым серебряным браслетом.

– Смотрите, какая смешная привычка! Носит часы в ботинке! – радостно сказал Даня.

Влад Ганич цыкнул зубом (у него имелся дуплистый зуб с двойным корнем, который очень выразительно цыкал) и переложил бумажник из-под подушки в карман.

То, что Ул живет на чердаке, Сашка выяснил у попавшегося ему по дороге Рузи. Рузя пребывал в печали, и выражение лица имел не столько страдающее, сколько добровольно самозамученное.

Сашка поднялся на чердак. В щель под дверью пробивался свет. Он постучал. Открыл ему Афанасий. За спиной у Афанасия на табуретке сидел Макс и ковырял отверткой в шнеппере. Родион качался в гамаке и требовал у Макса перестать в него целиться.

– Ат… отстань! Он ры-разряжен! – заикался Макс.

– У тебя тетива натянута. Хочешь в меня отверткой пальнуть? Мне много не надо, я человек маленький… А тебе чего?

Сашка ответил, что пришел к Улу и принес список.

– Ул там! – Афанасий ткнул пальцем в темноту, где точкой горела электрическая лампочка.

Сашка пошел по чердаку, то и дело на что-то налетая. В грудь ему уткнулся крылатый скелет пега. Обогнув его, Сашка увидел Ула, который головой вниз, как летучая мышь, висел на балке и смотрел на него.

– Принес? Давай! – Ул протянул за списком руку и, не глядя, бросил его на гамак. – Тут от всех один?

– Ну, кроме девчонок и Влада Ганича. Он свой завтра принесет, – сказал Сашка.

Ему было непривычно говорить с человеком, чье лицо он видел перевернутым. Ул это, видимо, понял. Он раскачался на балке и с удивительной ловкостью упал, не страхуясь руками. Перекатился и вскочил.

– Не доверяет, значит? – поинтересовался он.

– Ну не то, чтобы не доверяет. Он у него на четырех страницах… пока… – сказал Сашка.

Ул усмехнулся.

– А вы-то сами уложились?

Сашка начал что-то отвечать.

– Короче, их так много, что их как бы нет! – догадался Ул и, не притворяясь избыточно вежливым, выпроводил Сашку за дверь.

– Спокойной ночи! – щеколда защелкнулась со звуком винтовочного затвора.

Афанасий стоял рядом с Улом и с ним вместе слушал, как Сашка грохочет по железной лестнице вниз.

– Неплохой вроде парень, – сказал он.

Ул кивнул.

– Возможно, и неплохой. Узнаем после первого нырка.

Родион снял нерпь и прошивал ее обтрепавшийся край суровой ниткой. Вместо наперстка он проталкивал иглу пятирублевой монетой. Драконья кожа была очень толстой.

– По мне, так после второго, – буркнул он. – Первый нырок показывает, устоял ли ты перед закладкой. А второй просто голая проверка на вшивость. Новизны уже нет, дурь повыжало, романтика сдохла, все болит, а надо впираться на пега и нырять.

– Кстати, слышали новость: Витяра отказался от нырков, – вспомнил Ул.

– Кто, Оттыдуся отказался? Он же неплохо н-нырял! Каждый раз чего-нибудь в-вытаскивал! – не поверил Макс.

– Кавалерия сказала: отказался и все. Правилами ШНыра это не запрещено. Ему даже не будут задавать вопросов, почему он это сделал. Он принял решение, – заметил Ул.

Родион поскреб колючую щеку.

– Чего-то многие отказываются. Платоша тоже недавно отказался. Гнилые какие-то эти средние шныры, – сказал он недовольно.

– Ну у Платоши другое. Носовое кровотечение при перепадах высоты… Чего ему, подушкой нос затыкать?.. А что теперь Витяра будет делать?

– Не знаю. Может, через время передумает и снова начнет. А нет – так в ШНыре и без того работы навалом. Кузепыч вон тоже от нырков когда-то отказался и без дела не сидит.

– Ку…кузепыч отказался от н-нырков? Т-ты т-точно з…з…з? – переспросил Макс, от волнения заикаясь сильнее, чем обычно.

– Пой, Макс! Пой! – посоветовал Родион.

Макс побагровел. Когда-то он, не подумав, брякнул, что в детстве бабушка заставляла его петь. А Родион это запомнил.

– Там что-то запутанное было с Кузепычем… – подал голос Ул. – От нырков отказался. Потом пчела у него погибла. Из ШНыра уходить хотел. Колбасило его не по-детски… Кавалерия уговорила его остаться на год, потом еще на год… В общем, он до сих пор тут.

– Но ведь пчела погибает только у тех, кто… – начал Родион.

Ул не дал ему закончить.

– Раз закладка Зеленого Лабиринта пропускает его за ограду, значит, шанс есть. Вначале теряется возможность прохода на двушку , потом гибнет пчела. Ограда ШНыра – последний бастион. В случае Кузепыча он выдержал приступ.

Отдав список, Сашка долго бродил по ШНыру. Ничего особенно интересного он не увидел, если не считать стены рядом со столовой, на которой висели десятка два трофейных боевых топоров, два лука и дюжина арбалетов. К сожалению, все было тщательно закреплено, и буйство любознательных ручек улеглось само собой.