Татьяна Апраксина - Реальность сердца

— Один шаг, брат мой Фреорн. Остался лишь один шаг. Дай мне сделать его, подожди. Океан видения выбрасывает меня на пустой берег. Белый песок от горизонта до горизонта, и вдали вздымаются горы, вечные горы моего замка, ибо сам он — и море, и горы, и каменные стены, и дождь за ними, дождь повсюду, ледяной, обжигающий каплями щеки. Беспечальность, имя-насмешка, сладость, обернувшаяся горечью, замок, чье истинное имя — Преддверье; оболочка, облекающая Триаду, созданную мной, мое единственное прибежище. Чтобы разорвать эту вуаль, словно рубаху на невесте, мне недостает силы. Ласковые руки — нежнее возлюбленной, легче, чем у друга — касаются моего лица, отирают холодные капли. Сладость его касаний страшнее отравы, ибо опять я запутаюсь в паутине лжи, поверю, позволю себя обмануть — и себе обмануться, допущу к себе, в себя его утешение, как уже нахлебался досыта, допьяна, до невозможности сделать вдох, его видений, в которых не отличишь истину от пленительнейшей из иллюзий.

— Веришь ли ты, брат мой, сам все увидев? Лучшие, вернейшие из твоих слуг уже поднимаются к двери. Наготове нож, подставлена чаша. Скоро ты утолишь свою жажду. Верю ли я? Верю ли я лгущему там, где нет места лжи, обманывающему там, где нет обмана? В слиянии разумов, в объединении душ умеющему утаить свои замыслы, в тенях спрятать свет, на свету — тьму…

— Я верю тебе. Ибо сфера силы — в его руках, и нити судеб — на его пальцах, что же еще остается мне?

— Как я рад, госпожа моя, что вы нашли для меня час именно сегодня, — герцог Скоринг с поклоном поцеловал протянутые ему руки. — Не буду утруждать вас просьбой выйти в сад, жара нынче превзошла себя…

— Я люблю тепло, — улыбнулась Кларисса. — Давайте выйдем в сад. Нет-нет, через переходы слишком долго, а сад — вот он! Хозяину не нужно было объяснять дважды — он поднял деревянную створу окна, первым переступил через невысокий подоконник, потом перегнулся внутрь комнаты и, приподняв Клариссу за талию, перенес наружу.

— Вы авантюристка, госпожа моя… К счастью, нас никто не увидит.

— Я авантюристка, — кивнула она. — Ваша репутация висит на волоске.

— Если бы только репутация, — господин герцог-регент опустился на небольшую кованую скамеечку, Кларисса осталась стоять: ей не нравилось смотреть на собеседника снизу вверх, и еще во вторую встречу она объяснила, что не следует ее усаживать рядом. «Желание дамы выше правил этикета», — развел тогда руками регент.

— Что же, кроме репутации, грозит пошатнуться?

— Неважно, — отмахнулся Скоринг, потом запрокинул голову — то ли на раскаленное добела небо смотрел, то ли на стоявшую перед ним женщину. — Кларисса, вы мне посланы свыше. Только рядом с вами я нахожу покой. Женщина негромко расхохоталась, обвела взглядом отгороженный высокими решетками заповедный уголок дворцового сада. В темной зелени оплетавших решетки вьюнков и виноградных лоз поблескивало золото — шитье мундиров королевских гвардейцев, охранявших сад, но они были снаружи и достаточно далеко, чтобы видеть, но не слышать. Сад густо зарос цветами, вперемешку дикими и теми, что по весне высадили садовники. В тени за скамейкой вовсю перла в рост наглая жирная крапива. Камни в крошечном прудике были покрыты темным осклизлым налетом, а ряска почти покрыла собой воду. Все это нравилось Клариссе куда больше выхоленных и подстриженных парковых аллей. Если не замечать караульных, легко поверить, что сад давно заброшен, пуст и на многие мили вокруг нет ни одной живой души. Госпожа Эйма протянула руку и поправила чуть сдвинувшийся с места белый бант на шее у собеседника. Бело-синее с золотым шитьем платье, по новой моде узкое и с жесткими линиями, сидело на Скоринге как мундир. На нем любое одеяние, даже охотничий костюм из тонкой замши, казалось мундиром гвардейца — пятнадцать лет службы в Западной армии въелись в плоть и кровь.

— Благодарю. Один совет только что кончился, другой начнется в пять. Кларисса, я назначил вашего супруга наместником Къелы.

— Мудрое решение, господин герцог-регент. Благодарю вас! — шуточный реверанс.

— Что бы ни говорили об этом в столице, это не ради ваших прекрасных глаз, — слегка улыбнулся светловолосый мужчина. — Пусть говорят, что я захотел удалить вашего супруга от двора. Это к лучшему. Но вы знаете причину.

— Знаю, — кивнула Кларисса. — Хельги сумеет умиротворить Къелу. Вы так и не нашли Керо?

— Нет, — поморщился Скоринг. — Бруленские дураки спугнули ее и заставили скрываться. Я не собирался причинять ей вреда, только препроводить в родное графство и вверить попечению наместника.

— Мой супруг займется этим, если вы позволите. Но каковы ваши планы в ее отношении?

— Разумеется, госпожа моя. Девушка выйдет замуж, ее сын наследует титул графа Къела.

— Вы измените статуты наследования? — удивилась Кларисса.

— Да, давно пора это сделать. Воцарилась тишина. Госпожа Эйма спешно обдумывала услышанное. Еще одно невиданное в Собране новшество — на огандский манер: право наследования для женщины. Королевской династии это не коснется, у Сеорнов рождаются только сыновья… вот только Араон — не Сеорн. Даже если в поспешно заключенном браке он родит дочь, девочка будет принцессой, потом королевой… Принц Элграс же навсегда останется никем. Похоже, господин герцог-регент живет так, словно Сотворившие уже покинули обитаемый мир. В прудике надрывалась ополоумевшая лягушка. Несвоевременность этих воплей удивляла: до первых сумерек еще было очень далеко. Впрочем, от жары, стиснувшей клещами палача Сеорию, сходили с ума не только лягушки. Вчера на прогулке Клариссу едва не сбросила любимая отлично выезженная кобыла. Псы во дворе брехали всю ночь, изнывая от духоты и безветрия. Листья на деревьях высыхали и скукоживались, опадая прежде времени. Уже завязавшиеся на диком абрикосе плоды больше напоминали сушево, пригодное лишь в компот. Одним только одуванчикам, кажется, нравилась погода: они неистово перли из-под земли, распускались желтыми шариками, а потом заполоняли столицу невесомым белым пухом. По утрам он, едва колыхавшийся в жарком мареве, напоминал первый снег. Скоринг по-прежнему жмурился, подставив лицо небесному свету. Загар к нему, как и к большинству скорийцев, не приставал, Клариссе же приходилось прятать лицо под вуалью. Она гордилась белизной и чистотой кожи, но жестокая столичная жара пыталась раскрасить нос и щеки веснушками. За две седмицы госпожа Эйма сумела добиться дружбы герцога-регента. Еще давным-давно ее научили, как это сделать. «Лишь портовая шлюха отдает свое тело, вы же должны уметь большее: очаровывать умом, становиться подругами, слушать, помогать…» — говорили ей в юности. Кларисса все это умела лучше прочих. Едва ли бы кто-то поверил, что единственное, дозволенное Скорингу — поцеловать ее руку. Изменять мужу, даже ради блага государства, Кларисса не собиралась, да и нужды в том не было. Герцог-регент нашел в ней большее: преданную слушательницу, всегда готовую поддержать, утешить и посоветовать. Или просто помолчать, стоя рядом.