Татьяна Турве - Испытание на прочность

Янка опять не удосужилась ответить, улыбалась чему-то своему, невидимому. И заговорила точно в забытьи, неудобно сидя на корточках и заглядывая ему в лицо сбоку и немного снизу, как доверчивый большеглазый ребенок:

— Такое чувство бывает… Идешь по улице и все вокруг родные, каждый прохожий. Если посмотреть, сколько раз мы вместе рождались, за сотни тысяч лет на Земле… Получается, я всех знаю, и каждый был моим братом или сестрой, или другом, или… — она чуть запнулась. — Все мне родные, понимаешь?

Богдан понимал. Ну, что все подряд родные — это перебор, а про нее, Ляльку, сомневаться не приходится — своя. Даже чудачества ее не раздражают, а прямо-таки умиляют — ну и въехал же по полной программе! Сам от себя не ожидал.

— Когда все это вспомнят, не будет ни войн, ни ссор… какой смысл, если мы одна семья? — Помолчав, Янка добавила уже совсем другим, почти что извиняющимся тоном, искоса поглядывая на него из-за упавших на лицо волос: — Вообще-то обычно я нормальная, просто день сегодня особенный.

— Ты? Нормальная?..

Обидевшись с новой силой, она с оскорбленным видом принялась выдирать у него из рук свои рисунки. Пришлось для приведения в чувство деликатно пощекотать по ребрам, извлекая при том целую гамму разнообразных звуков — в основном хохот и пронзительное пищание.

— Вот где твое слабое место!

Чинно проходящая мимо престарелая пара затормозила шаг, и строгого вида бабуля в темно-сером плаще и белом вязаном берете принялась их напутствовать:

— Шли бы домой, нечего на земле валяться! Холодно… — и заворчала еще что-то неразборчивое, но явно неодобрительное.

— Дело молодое, не замерзнут, — бодро кашлянул ее спутник, шустрый старикан в наглухо застегнутом пальто с поднятым воротником из искусcтвенного меха. И Богдану представилась уникальная возможность лицезреть, как этот благовоспитанный ребенок густо краснеет прямо у него на глазах, сантиметр за сантиметром.

По молчаливому согласию на Перекопскую решили больше не идти — одного раза хватило с головой, — вместо того свернули в сторону Площади Свободы. В небе громыхало и грозно поблескивало целой серией молний, но дождь все не начинался. А они не спешили, напротив, — не сговариваясь, с каждым метром замедляли шаг. В результате ползли как процессия улиток.

"Неужели это всё?.." — едва ли не с ужасом думала Яна. Что думал в это время Богдан, оставалось сокрыто мраком. (Причем без всяких там высокопарных метафор, прямым текстом — с освещением боковых улочек у них в Городе туговато.) ВИдение на этот раз забастовало: видно, перетрудилось и решило взять до конца вечера отгул без уважительной причины.

— Жаль, я не на колесах, а то бы подвез.

— Пешком лучше, — отмахнулась она, все еще переживая про себя из-за своего дурацкого конфуза в парке. (Это ж надо было так покраснеть! До ушей, в полном смысле этого слова.) — Чего ты смеешься?! Я, между прочим, люблю пешком ходить.

— Я знаю. Я тебя на такси посажу, уже поздно.

И песня с музыкального лотка любимая, как по заказу. И слова какие-то тревожные, пророческие, вроде предупреждения:

"Я по асфальту шагаю

С тем, кого сберечь не смогу,

До остановки трамвая,

Звенящего на бегу."

Разве что трамваев у них в городе нет, единственная несостыковка. Может, и обойдется…

…А потом разразилась катастрофа. За спиной требовательно запиликал клаксон, истерически завизжали тормоза и в спину ударил ослепительно-белый столб света от фар. "Сумасшедший какой-то!" — успела подумать Янка и, порядком перепуганная, обернулась, заслоняясь рукой от бьющего в глаза света. Перед глазами поплыли цветные пятна, она зашарила ладонями перед собой, как незрячая. Богдан словил на лету ее ледяную руку и крепко сжал в своей, словно намереваясь прикрыть собой от неведомой опасности, и увлек подальше от дороги. А Яна наконец-то разглядела в этом почти библейском сиянии Сережку — вернее сказать, его темный силуэт. Узнала только по характерному шлему с белой полосой на лбу. "Ты, летящий в даль беспечный ангел…" — назойливо закрутилась в голове популярная мелодия "Арии" (эта песня еще с самого начала включается у нее собой при виде Сергея. Ну да, не зря же он "Арию" любит…)

А еще через секунду на внутреннем экране с деловитым стрекотанием поползла кинолента, черно-белая на этот раз: оказывается, он весь вечер колесил по городу, разыскивая её! Обшарил все любимые места, о которых Яна успела проболтаться еще в первые дни знакомства: два раз объехал вокруг Дуба, распугивая мирно греющихся на солнце голубей, после чего на бешеной скорости помчался вниз к набережной. И затормозил в самый последний момент, будто собирался взлететь с речных ступенек, как с трамплина, и сигануть прямиком в Днепр. (Сцена из байкерских фильмов или той его любимой песни — романтики с большой дороги, ё-моё!..) Потеряв всякую надежду ее разыскать, он уже собирался заворачивать домой, но решил прочесать напоследок еще и Комсомольский парк. (Любимое место номер три, как и было сказано…)

"Так просто взял и нашел в темноте! У него что, радар внутри? — с растерянностью сообразила Яна. — Ну, разве что по волосам узнал… Вопрос только, как себя вести? И Богдан…"

Сережка слез с мотоцикла, для чего-то стащил с головы шлем и, держа его перед собой, как футбольный мяч, выскочил им наперерез. Точней, преградил дорогу одной Янке, потому как соперника вызывающим образом игнорировал:

— В парке была? Поедем куда-нибудь, надо поговорить, — тон вроде бы самый миролюбивый, вежливый до предела, и все равно по голосу ясно, что вот-вот взорвется. Как бы его сейчас утихомирить?..

— Я же просила: не сегодня! — отрезала она, пытаясь скрыть охватившее ее смятение и — да что уж там скрывать! — самую настоящую панику. Катастрофа, по-другому и не скажешь… Обошла Сергея кругом, словно бездушный столб посреди улицы, и демонстративно дернула Богдана за руку. Двинули, ну слава Богу!

— Может, сразу всё решим? — отрывисто бросил им в спины Сережа, и Янка заколебалась, замедлив шаг. Богдан сразу же почуял ее нерешительность, выпустил из своих пальцев Янину только было согревшуюся ладонь и надменно взглянул сверху вниз с высоты своих метра девяноста. В свете одинокого желтого фонаря на щеках его заиграли желваки:

— Тебя никто не держит.

— Слышала? Никто не держит! — с петушиным торжеством подхватил Сережка и придвинулся ближе. Уж не драться ли намылился?.. Каратист, ё-к-л-м-н!

"Я ведь для тебя! — взмолилась Яна в отчаянии. Мысленно, потому что из полуоткрытого рта не вырывалось ни единого звука, только прерывистое дыхание. — Чтобы вы сейчас не скандалили, это хуже всего… Надо по-человечески…" Но Богдан будто окаменел под взглядом древнего чудовища по имени Василиск, которому нельзя смотреть в глаза…