Татьяна Турве - Испытание на прочность

Бренчу монетами, смеюсь,

Хожу на крыши и в кино,

И никуда не тороплюсь…

("Ночные снайперы")

Галька всё выжидательно на нее смотрела, накручивая на палец прядь cмоляных волос и помаргивая прямыми черными ресницами. Всем своим видом выражая подруге несогласие, Яна обреченно вздохнула и нажала на кнопку вызова. "Галя могла бы и сама позвонить, так нет же, меня подставила! Только б не напороться сейчас на маму…" — взмолилась мысленно. Подействовало: папа поднял трубку почти в то же мгновение, словно нутром почуял что-то не то. И сходу припер к стене, не успел даже поздороваться:

— Ты где?

— Я у Гали… — растерявшись от его натиска, Янка немного помедлила и отчаянно выпалила — мол, будь что будет: — Я остаюсь у нее ночевать.

— Это с какой такой радости? — на удивление спокойно отреагировал отец.

— Просто, мы собираемся отмечать…

— "Мы" — это кто?

Сидящая с ногами на табуретке Галька красноречиво сморщилась, как среда на пятницу, и протестующе замахала на нее руками. "Неправильно, — догадалась Яна, — и вообще как-то неубедительно получается. Как будто бы я оправдываюсь!"

— "Мы" — это кто? Подробнее! — звенящим стальной струной руководящим голосом потребовал отец. Вся эта цивилизованная до предела беседа — не то, что с мамой! — с каждой секундой всё больше и больше смахивала на допрос с пристрастием. По идее, всё должно происходить с точностью до наоборот: надо было небрежно поставить его перед фактом, а он должен был спокойно и мирно со всем согласиться. Еще и пожелать "спокойной ночи" и всяческих благ.

— Галя, Маша, Юлька и Алина, — послушно перечислила Яна, оставив последние попытки к сопротивлению. (Не в таком она сейчас положении, чтобы качать права…) Галька в ответ благосклонно покивала, выковыривая из литровой банки с компотом сочные коричневые вишни, и издали показала ей пятерню с растопыренными пальцами. — А-а, еще Зая, — спохватилась Янка. — Уже поздно возвращаться, темнеет ведь рано, ты сам говорил. Да и в лицей потом будет удобнее…

Вот это был хилый аргумент: от Галькиного дома до лицея нисколько не ближе, разве что пару минут выиграешь, да и то если припустишься галопом. Думай, Яна, думай! Единственная спасительная лазейка, по любому раскладу, — этот самый ДР. Можно невинным голосом сослаться на него и выклянчить себе незапланированную поблажку: "Могу же я хоть раз в году!.."

День рожденья свой Янка никогда не любила. Более того, каждый год терпеливо пережидала, когда же это неприятное событие пройдет, как грозовая туча над головой, и можно будет снова расслабиться и жить дальше. Обычно под эту самую "дату Х" случалось что-то напряжное, ну или просто ее колбасило не по-детски: было грустно и одиноко, жизнь казалось серой, беспросветной и лишенной хоть какого-нибудь смысла. К тому же на улице с завидным однообразием из года в год лил занудный мелкий дождь, и угораздило же родиться в конце октября!.. Всё один к одному, полный джентльменский набор.

Что интересно, уже в первых числах ноября депрессия обычно улетучивалась без следа, будто корова языком слизала. Яна еще в детстве наполовину в шутку заключила с распорядителями своей судьбы своеобразный пакт о ненападении: так уж и быть, несколько дней под ДР она может погрустить, раз Они так хотят и без этого никак не обойтись… Но взамен пускай все остальные триста шестьдесят дней в году на душе будет солнечно и светло, вроде заслуженной компенсации.

Однажды она вычитала в случайно подвернувшемся под руку астрологическом журнале, что приступы хандры именно под ДР могут быть связаны со звездами и планетами, что в момент ее рождения восходили над горизонтом. Вот против них, пожалуй, не попрешь… Там еще как-то по-хитрому всё объяснялось — поврежденное Солнце, что ли. (Кто его так жестокосердно повредил, Яна уже не помнила: на тот момент не показалось настолько важным, чтобы делать резервную копию в память.)

Хотя вполне возможно, эти ее заморочки начались намного раньше, не стоит так глубоко копать — звезды, планеты, гороскоп с повреждением… Достаточно припомнить первый свой сознательный день рожденья — ей было года четыре или пять, около того. В тот день Янка проснулась с радостным ожиданием, что вот сейчас откроет глаза и увидит у своей кровати отца. (Он как раз был в рейсе, но обещал именно на день варенья вернуться, для верности еще и секретным рукопожатием скрепили перед отъездом.) И мама тоже пообещала, наговорила с три короба…

Но отец не приехал. Яна прождала у двери весь день, в гостиной без ее участия вовсю веселились какие-то едва знакомые и подвыпившие (как она сейчас понимает) родственники. Время от времени кто-то из гостей вспоминал про виновницу торжества, Янку вылавливали из прихожей и заставляли петь изрядно набившие оскомину детсадовские песни. Ну, или декламировать "на бис" дурацкие стихи, час от часу не легче… Что хуже всего, ежесекундно порывались погладить по голове и слюнявили поцелуями, особенно одна необъятная тетка в цветастом платье, с усами над верхней губой, в точности как у пирата. Усы эти, помнится, напугали Янку чуть не до истерики: из последних сил от любвеобильной мадам вырывалась, но та держала крепко и оглушительно хохотала ярко накрашенным цыганским ртом — от уха до уха… А мама и не думала защищать, наоборот, сердилась, называла ее "букой" и с очаровательной улыбкой всем своим залетным гостям объясняла, что "это у малышки от Владимира". (Не от нее, словом, — чтоб, не дай Бог, не подумали!..) Точно, это было Янино пятилетие, потому мама и решила пышно отметить — рассудила, что по всем меркам юбилей.

Папа тогда вернулся из плавания только через месяц. Лишь намного позже Яна окольными путями выяснила, что в последнюю минуту начальство всё переиграло и его судно отправили куда-то в сторону Африки. Позвонил он на следующий день после того злосчастного ДР, когда Янка уже все глаза себе проревела. Мама с обычным своим упорством пыталась подсунуть ей новую куклу — точно такую же, как в витрине ЦУМа, они добрую сотню раз мимо нее проходили по дороге из сада. Притворно таинственным голосом матушка убеждала, что это "прямиком от папы". (Она всегда разговаривала с Яной, как со слабоумной, даже в том нежном возрасте напрягало. Не могла уже выдумать что-нибудь правдоподобнее!)

Времена сопливого детства давным-давно прошли, страсти улеглись, и все равно Янка каждый год мечтает на двадцать девятое октября уехать куда-нибудь далеко-далеко… Чтоб никто и словом не вспоминал про этот ДР и был самый обыкновенный будничный день. Или наоборот, чтобы все разом вспомнили и рвали на себе в отчаянии волосы: "А где же наша Янка?!.." Ну-ну! Как говорится, "свежо предание, но верится с трудом".