Людмила Безусова - Каждый выбирает по себе

Зеленый луг, усыпанный цветущими ромашками, да и не только ими, манил пробежаться по нему, утопая по пояс в высоком разнотравье, упасть навзничь и уставиться, не отрываясь, в голубое небо, по которому неспешно и торжественно проплывают похожие на комья сладкой ваты облака. Антон протянул руку — она не встретила никакого препятствия. Странно… Что, можно туда выйти, вот так просто? Он перешагнул низкий подоконник. Под ногами хрустнули сочные стебли, раздавленные жесткой подошвой сапог. Пронзительно запахло зеленью — остро и немного печально. Он оглянулся. Позади него четко обрисовался квадрат окна, больше похожий на распахнутую настежь дверь, а вокруг, на все стороны, до самого горизонта тянулась заросшая изумрудной травой луговина. Парень постоял немного, нежась в лучах нежаркого солнца и…

… поторопился вернуться обратно. На какой-то миг стало страшно. Вдруг комната за спиной внезапно исчезнет? Что он будет делать здесь, на этих "елисейских полях"?

Но вот ночной пейзаж за другим окном ему так и не удалось рассмотреть в прошлый раз, а ведь там, похоже, будет поинтереснее. Антон ухватился за шелковистую ткань портьеры, но раздернуть занавеси не успел.

— Не надо этого делать… — негромко прозвучало сзади.

— Почему? — парень поспешно обернулся. Он не узнал низкого вибрирующего голоса, и поскольку не ожидал никаких гостей, немного струхнул. — Баюн, ты? А что так таинственно?

— Уходи отсюда, — кот сидел на пороге. Шерсть его встала дыбом, желтые глаза стали абсолютно круглыми, а узкий зрачок бешено пульсировал, то заливая чернотой всю радужку глаз, то превращаясь в едва заметную вертикальную полоску. Хвост котофея раздраженно хлестал по бокам. Антон потянулся закрыть занавесью окно, распахнутое в лето. — Оставь все, как есть. Чародейка вернется — поправит…

— Да я и сам могу… Мне не влом… — попробовал отшутиться парень. Баюн игры не принял, глухо зарычал. Острые когти наполовину вылезли из подушечек агрессивно растопыренных пальцев передних лап. Антону показалось, что он сейчас кинется на него и располосует на мелкие кусочки. Он отогнал наваждение и немного смущенно добавил: — А что, не надо?

— Уходи… немедленно.

Кот, не дожидаясь решения Антона, развернулся и скрылся в закоулках дома.

Парень недоуменно пожал плечами. Да что за секреты такие? Сначала Людмила, теперь вот этот, но спорить не стал. Пусть остается все, как есть.

Кота он нашел на кухне — тот деловито вылизывал шерсть и на Антона никакого внимания не обратил, сделав вид, что очень занят. Ну, как хочет! Парень в поисках еды (желудок уже усердно напоминал ему о том, что хотя бы изредка, но есть надо) зашарил по полкам и шкафчикам. Их, на его взгляд, было слишком много — вполне хватило бы и одного, доверху забитого съестными припасами. Не выдержав молчаливого осуждения котофея, в сердцах шарахнул дверцей последнего, и заорал:

— Ну, что я опять не так сделал, а? Чего злобишься? Не можешь по человечески объяснить?

— Могу, — невозмутимо ответил Баюн, — по всякому могу. Да только тебе уразуметь надо, что ты не дома и не стоит лезть всюду, где тебя не просят. Баба-яга не просто так охранное кольцо ставит, не только от врагов таится, но и от излишне любопытных глаз.

— Да что тут такое спрятано, что ты так взъярился?

— Я спокоен, абсолютно спокоен, — скорее для себя, чем для парня, произнес котофей, но хвост, стегнувший по бокам, выдал его. — В любом случае поговорить надо, пока ты дел не наворотил… — Баюн немного помолчал и трагическим тоном продолжил: — Видишь ли, Антон, абы кто эту комнату даже не видит, никто из побывавших в доме, а их не так много. Даже Кимря о ней даже не догадывается, а уж она-то по всем закуткам здесь пошмыгала, одно слово, домовиха… Я вижу, но войти туда не могу, а тебе удалось даже через барьер пройти без всякого труда, так что я не ошибся в тебе.

— А что за комната такая хитрая?

— Это пусть тебе сестра рассказывает, если посчитает нужным, а я пока не буду. Главное уразумей для себя — не зная броду, не суйся в воду, чревато может быть.

— Так что мне, сиднем сидеть, пока ты по своим неведомым делам шляешься, ничего толком не объясняя.

— Почему по неведомым, я ведь не только о себе, но и о тебе позаботился, — кот шмыгнул в коридор и вернулся с птичьей тушкой в зубах. — Вот… хочешь, сырой ешь, хочешь, изжарь, а потом Бабу-ягу искать пойдем.

Громадная печь занимала большую часть стены напротив окошка. На ее фоне и стол, и лавки казались игрушечными — белёный "монстр" своим размером внушал невольное уважение. Кокетливая цветастая занавесочка, скрывавшая вместительную лежанку, смотрелась нелепым украшением.

— Изжарить хорошо бы, да только я сроду печей не топил, — Антон снял внешнюю заслонку печи, слегка приоткрыл вторую, полукруглую, и заглянул внутрь, — хотя тут дрова лежат, только поджечь осталось. Знать бы ещё как…

— Кимрю попроси, — предложил кот, — что-то давненько её не видно.

— Кимря, покажись, — несмело сказал парень. Никто, конечно, не вышел, в чем он и не сомнвался. — Да ерунда все это, как в детстве "Елочка, зажгись".

— А ты настойчивее, — хитро усмехнулся кот, — все равно нам с ней поболтать надо.

— Кимря, выходи, — чувствуя себя полным дураком, во весь голос крикнул Антон.

Никакой реакции.

— Всему тебя учить надо, — вздохнул кот, вспрыгнул на полку, словно невзначай, толкнул лапой небольшой горшок. Тот качнулся, завис в неустойчивом положении, а потом все-таки свалился на пол. Грохоту от него было, как от большого, но ещё громче разоралась неизвестно откуда вынырнувшая домовиха, тянущая за собой веник:

— Если дом пустой стоит, так можно все, что угодно творить? Пришли, насорили, а я за вами убирай…

— Ну-ну, Кимря, хватит, хватит, успокойся… — принялся увещевать её Баюн.

— Чего надо? — никак не успокаивалась та.

— Кимря, скажи, а куда ведьма делась?

— Кака така ведьма? Нет никакой ведьмы… Видишь, дом нового хозяина ждет, а я его сторожую, от зверя лесного, человека лихого.

— А старая куда делась?

— Ничего не знаю… — отозвалась домовиха, собирая осколки в фартук. Горшок едва ли не больше самой Кимри был, а она все осколочки до единого в свой передник, оказавшийся просто безразмерным, ухитрилась вместить.

— Баюн, — жестом подозвал кота Антон, — ты же сам сказал, что никто ничего не помнит, чего к ней пристал.

— Всяко бывает… Вчера не помнили, сегодня память прорезалась. Кимря…

Поздно. Сгинула домовиха, как и не было её. И веник прихватила.

— Жаль, не поговорили толком, — закручинился котофей. — Ещё раз кликнуть, что ли?

— Если она так быстро исчезать будет, ты всю посуду перебьешь. Людмила вернется, ей даже воды не во что набрать будет, — усмехнулся Антон.