Максим Далин - Корона, Огонь и Медные Крылья

В жизни со мной никто так не возился. Керим меня поил своим травником, Яблоня говорила всякие милые вещи — какой я отважный и сильный — а девушка усмехнулась, как Молния, и принесла мне горного меда с молоком. Мне совершенно не хотелось плакать, но слезы, почему-то, сами потекли.

И тут пришел Ветер. Мой господин — на этом берегу, ага.

Он был совершенно живой, в дорожной одежде, веселый — и сел на ложе рядом со мной. Надо бы было поклониться — царь к рабу не приходит ни при какой погоде — но нельзя же кланяться лежа! Я смутился и перепугался.

А Ветер сказал, посмеиваясь:

— Моя бабка, госпожа Алмаз, приказала тебе уши проколоть, Одуванчик — а ты не носишь серьги. Это неправильно. Господин на такой важной должности, как смотритель государевой темной стороны, должен носить золотые кольца с гранатами — это древний обычай.

— Государь, — говорю, еле с духом собрался, — я ради тебя и Яблони буду надевать все, что хочешь.

А Ветер вдруг стал серьезным и погладил меня по щеке.

— Мальчик, — сказал, — у тебя совершенно особое положение. Забудь, что был рабом — тебе обязан царь. Никакие древние традиции нам с тобой не указ. Слушай иногда, что говорим мы — я и Яблоня — и довольно.

Я хотел его руку поцеловать, но сил не было приподняться. А государь вытер мои слезы своим рукавом и вышел. И Яблоня начала мне все рассказывать.

Я, оказывается, долго провалялся между мирами. Эти покои — это был Гранитный Клинок, дворец птичьего царя. Государь Ураган принимал Ветра с Яблоней у себя. Птицы — да и мы тоже — очень сокрушались, что Молния погибла. Похоронили ее на горной вершине, в леднике, где усыпальница птичьего королевского рода, с большими почестями, как царицу и воина — но у меня все равно душа болела.

Ураган предлагал Ветру взять в младшие жены незамужнюю сестру Молнии — ту девушку-птицу, которая была с Яблоней, Радугу — но Ветер отказался. Сказал, что не хочет разбивать ее женскую судьбу, и что у него теперь до смерти будет одна женщина. По северному закону — и Нут так хочет.

Ураган не стал настаивать. Птицы заключили с людьми настоящий братский союз; Теснина Духов теперь считается частью земель Ашури, под охраной войск Ашури — за то, чтобы никогда не делать птиц рабами. Это был первый закон, который Ветер принял, как царь.

Мы с Яблоней и Огоньком жили в Гранитном Клинке, пока Ветер разбирался со своими родичами-людьми, которых всегда называл "скорпионами". Никогда раньше никто из рода Сердца Города не устраивал таких перемен во всех дворцовых делах, как Ветер. К примеру, вместо того, чтобы убить Орла тихо, ядом, Ветер вызвал его на бой, как претендента на трон — и убил у всех на глазах. Это было как казнь предателя — и много кто потом говорил, что Орел умер поделом.

Туман хотел уехать куда-то в горы, но Ветер его не отпустил. У них были странные отношения — не плохие и не хорошие; через некоторое время Ветер даже прислушивался к советам Тумана, но то, что тот хотел жениться на Яблоне, когда Ветер умрет — так и не забыл. Поэтому Туман навсегда остался в подозрении и под присмотром.

Июль присягнул Ветру на костях Нут. Потом он стал послом и ездил даже в город Саранджибад; говорили, что посол он отличный, блюдет интересы Ашури истово — и никому, никогда не удавалось поймать его на лжи. Июль всегда врал, как другие дышат. Непринужденно, ага.

Анчар то ли отравился в день поединка Ветра с Орлом, то ли его отравили. Я думаю, он сам отравился — потом говорили, что он всегда был сторонником Орла и что к убийствам в ночь смерти государя Барсенка основательно приложился — чтобы выслужиться. Когда хоронили Анчара — никто, даже его жены, и слезинки не проронил.

Зато Полдень, который откровенно заявил, что поведение Орла ему не нравится, стал торговым советником Ветра. Это всех удивляло — но, по-моему, Ветер с Полднем никогда друг друга по-настоящему не ненавидели, иначе у них не вышло бы так легко договориться.

Пчелку Ветер при себе не оставил. И при Яблоне не оставил. Хотел отослать к родителям, но потом сжалился и подарил северянину, которого прозвали Жеребцом; этот северянин был солдатом Антония и остался у Ветра на службе с несколькими своими друзьями — стрелять из пушек.

Антоний вошел в легенду, как ему и хотелось. Говорили, что в солнечный полдень, на карнизе в Теснине Духов, напротив Демонова Трона можно увидеть на каменной плите тени Антония и монаха, и что это — хорошая примета.

Я долго болел; мои ребра и рука никак не хотели срастаться, а когда срослись — летать все равно было тяжело. Пришлось учиться заново — меня опять учил Керим, он говорил, что я его лучший ученик. Меня считали вольноотпущенником и смотрителем темных покоев царя, но на самом деле я навсегда остался слугой Яблони. Она меня любила, а Ветер разговаривал со мной, как со свободным человеком; ничего мне было больше не нужно, если широко смотреть.

А Яблоня снова забеременела в первую же ночь, проведенную с Ветром в Гранитном Клинке. Ее второго сына назвали Громом… ее третьего сына назвали Севером, а ее четвертую и единственную дочь — Лисичкой, в память о Сейад. И Ветер снова нарушил обычай, воспитывая своих детей так, что им и в голову не пришло друг друга ненавидеть.

Когда они подросли, то, о чем все потихоньку догадывались, стало просто в глаза бросаться. Огонь спокойный парень был, чуточку мрачный — ну уж так, природной мрачностью, кровной — для дома Сердца Города. Такой… тихий, как все очень сильные люди. Как задремавший подземный огонь — имя как влипло. Вылитый государь, в общем — только лицо светлее. А его любимый брат Гром — совсем другое дело; как государь говаривал, "помесь скорпиона с засухой". Огонь, сколько я помню, и младенцем не плакал — так, похныкивал чуть-чуть, если что-то не по нем — а Гром закатывался до воплей, кулачки сжимал от ярости, когда еще и говорить не умел. И потом, когда вырос — к нему под горячую руку никто не совался: все на пол летело. Подросли — Огонь одевался, как солдат, волосы остриг, лишь бы в глаза не лезли, а Гром носил косу до пояса и длинные серьги, форсил, как мог. Как Молния в свое время. Небо и земля.

Государь еще говорил: "Старшего ты мне от себя подарила, а среднего — от Молнии", — и Яблоня не спорила.

И Яблоню царевичи любили истово, но тоже по-разному. Потом уже Огню и в голову не приходило ее сравнивать со своими женщинами, и женщин у него было предостаточно — а Гром, когда встречался на Холодном Мысу с северянами, влюбился там в северную аристократку, ухитрился ее украсть и она стала его единственной женой, хотя обычно парни с таким норовом кидаются во все тяжкие. На переговоры с северянами это, почему-то, дурно не повлияло. Польстило, ага.

Но с северянами Север больше общался, он же и к северному царю ездил — как внук и как дипломат. Север на Яблоню был похож больше, чем на государя — если бы не хвост, так и не выглядил бы, как птица. Из всех братьев — самый светлый, даже волосы, не то, чтобы белесые, как у Яблони, но и не черные; ржаная солома. Его-то никому и никогда не удавалось вывести из себя.