Людмила Астахова - Ничего невозможного

— Мы же вроде сошлись на мнении, что в ответ на действия Шиэтры в Каруне мы проявим активность в отношении Кордэйла, или я снова что-то запамятовал? — спросил император, демонстративно не глядя на своего визави.

— Нет, все правильно. Адекватность и асимметричность — неплохи для стратегии сдерживания, но сейчас стоит повременить с давлением на Кордэйл. Рядом Дамодар, и там все снова неспокойно. Не хотелось бы провоцировать тамошних теократов на резкие движения в сторону Виндры, — ответил Росс, рисуя тростью на песке примитивную географическую карту, которую они оба знали наизусть.

Вот к западной границе Эльлора одной из своих «граней» примыкает неугомонный Дамодар, похожий на огромный треугольник. Южнее многоугольный лоскут Виндры — вечного союзника и политического побратима Эльлорской империи. Еще южнее Кордэйл, не так давно прирастивший треть территории аннексией раздробленного внутренними этническими противоречиями Джотсана. Бельмо на глазу, заноза в пятке, чирей на заднице — вот что такое для канцлера Джевиджа эта аннексия. Позор, несмываемый позор, и постоянное напоминание о предательстве сына.

«Ольрин, Ольрин! Дьяволы тебя дери в клочья! Как ты мог?!» — даже по прошествии двух лет ярился Росс. Отцеубийство и самозванство — преступления тяжкие, но объяснимые, а вот не глядя сдать интересы своего народа непонятно ради и во имя чего — это за гранью понимания.

«Нужно было всего лишь немного подумать и не накладывать вето на резолюцию, никто ведь не заставлял начинать сразу же войну, но ты, щенок бездарный, испугался ответственности, — проносилось в гудящей голове у Джевиджа. — Играться в канцлера и быть канцлером — разные вещи». Поддавшийся на сладкие посулы магов-заговорщиков, Ольрин уже два года отбывал наказание, а его отцу приходилось выкручиваться, пытаясь представить эту грандиозную промашку неким странным тактическим ходом. И похоже, что его величество счел нынешние сомнения одной из таких уверток.

— Если мы сейчас начнем давить на правительство Кордэйла, то они могут забыть о недавнем пограничном конфликте с дамодарцами и возобновить торговые отношения. А Шиэтра сделает вид, что ничего не заметила, когда Кордэйл начнет усиленно продавать оружие Дамодару, — пытался объяснить Росс. — Нам абсолютно не нужен пусть даже временный союз торговой республики со Священной директорией. Попы и ростовщики! Худшего альянса трудно себе вообразить. Незаинтересованность Дамодара в коалиции с Кордэйлом всегда служила к нашей пользе.

Истинная правда. Пока непримиримые наместники бога оставались костью в горле всего континента, сохранялся хоть какой-то баланс сил. За Кордэйлом всегда стояло Великое Княжество Шиэтра — наиболее крупный, наряду с Эльлором, игрок на всемирной политической сцене. Так уж повелось испокон веков — что хорошо для Шиэтры, то смертельно для Эльлора, и наоборот. Хотя войн между ними никогда не было, но это просто потому, что ВсеТворец поместил непримиримых соперников по разные берега Эрразского моря. Хвала Ему за это! Не то бы крови человечьей и слез пролилось больше, чем нынче воды в холодном море.

— Мне кажется, Великий князь сочтет наше бездействие проявлением слабости, — с нескрываемым сомнением молвил император.

Они с Джевиджем являли собой полнейшую противоположность друг другу, особенно в молодости. Черноволосый, резкий, грубо сработанный Росс, и невысокий, аккуратный в словах и поступках, русый Раил, — казалось, трудно сыскать двух столь разных людей. Теперь-то и подавно не перепутаешь. Джевидж хоть и младше на год, а выглядит старше сюзерена: наполовину седой, хромой и нездоровый. И характеры разные — природная жестокость и агрессивность Росса, зажатые в панцирь самоконтроля, против спокойной незлобивости закаленной до стальной твердости жизненными невзгодами и бременем власти Раила. А поди ж ты, умудрились пронести армейскую дружбу через множество испытаний. Не без тонких нюансов, но все-таки говорить они могли откровенно. И вовсе не потому, что в свое время прошли вместе немало дорог… Со сколькими людьми нас связывают всего лишь долгие годы знакомства и больше ничего? А! То-то же! А вот если мужчины на пятом десятке лет питают друг к другу искреннее уважение — это уже кое-что значит. Впрочем, это всегда, в любом возрасте значит кое-что. Точно, точно вам говорю!

— А мы надавим в другом месте, — увлеченно продолжил Джевидж, забыв наконец-то о головной боли.

Пусть предложение и не слишком подкупало новизной, но создавало некую иллюзию всеохватывающей стратегии. Демонстративное ужесточение политики по отношению к мелким союзникам Шиэтры должно заставить Великого князя вести себя чуть осмотрительнее и в Маголи, и в Имшаре. Особенно если тонко и ненавязчиво намекнуть о своем недовольстве вмешательством во внутренние дела Маголи.

— … а мы пока можем с чистой совестью отправить в район Га-нага эскадру. Под любым надуманным предлогом.

— Лорды Адмиралтейства согласны, надо полагать? — усмехнулся Раил.

Он уже знал о том, какую артподготовку провел лорд канцлер среди высшего руководства армии и флота. При желании Джевидж до сих пор мог дергать за невидимые ниточки весь Генштаб, но он счел более дальновидным и разумным оставаться сторонним наблюдателем с правом совещательного голоса. За что бывшего маршала и ценили военные.

— Рвутся в бой, — с ухмылкой заверил императора Джевидж. — Заодно покажем Маголи, что готовы защищать их интересы почти бескорыстно.

— Как именно?

— Высадим десант на побережье Ру-Фаррата. Тамошние пираты совершенно распоясались. За последние полгода ими было захвачено около сотни судов, и с этим нужно что-то делать. Кстати, по данным разведки, шиэтранцы сулили свою помощь в обмен на Ангу. А мы сделаем то же самое просто так… в смысле, наведем порядок ради безопасности своих и чужих торговых путей. Вот вам и предлог, кстати.

— И не такой уж он и надуманный, — согласился с доводами его императорское величество. — Безвластие в Ру-Фаррате только облегчит задачу. Пожалуй… пожалуй, я соглашусь с вашими выводами и предложениями, но…

— Но?

— Давайте не будем упускать из вида Дамодар.

— Я уже двадцать лет вижу его каждую ночь во сне, — вздохнул лорд канцлер. — Как я могу забыть?

Тяжело забыть две войны, принесшие славу и почести. Забывать вообще очень тяжело и неприятно. Это только так кажется, что, если вычеркнуть из памяти печали и горести, станет легче. Ничего подобного, станет больнее. Росс Джевидж цеплялся за все свои воспоминания, как за самую главную ценность. Даже за память о дамодарских войнах, даже когда просыпался с криком, судорожно шаря по одеялу в поисках оружия. И это было хорошо, потому что за руку его держала Фэйм, и ее присутствие рядом означало одно — все в прошлом, ничего не вернется, изменения слишком глубоки, у них теперь будет все по-другому: иначе, лучше, честнее… Прошлое необходимо, чтобы знать, что происходит в настоящем, и планировать будущее. Или еще для чего-то.