Людмила Астахова - Ничего невозможного

— Лласар, вы ведь что-то предприняли уже?

— Разумеется, — немного снисходительно улыбнулся Урграйн, ровно в той степени, чтобы не оскорбить своего монарха.

Росс должен знать, что у него все еще остались друзья, решил лорд командор в тот же миг, когда мис Лур поведала об авантюрных планах Джевиджа. И отправил отважную агентессу следом, снабдив ее неким документом, не только раскрывающим перед Лалил все властные двери, но дарующим ей полномочия, сравнимые разве что с его собственными.

Никто не спорит, у Джевиджа и его жены хватит мужества пройти Территории из конца в конец, но пусть у них будет небольшая страховка и надежный дух-хранитель. И не смейтесь, милостивые господа, не смейтесь. Дочь содержательницы борделя подходила на эту роль идеально. Такая в любую нору пролезет, из воды сухой выйдет.

А вино Лласар Урграйн, командор Тайной службы Эльлора, допил с удовольствием и государя своего уверил в том, что держит ситуацию с Россом под контролем. Хотя какой может быть, прости, ВсеТворец, контроль, если речь идет о Джевидже?

Все повторяется, все возвращается на круги своя — таков вечный закон мироздания. Зима никогда не продлится дольше отмеренного ей времени, планета обязательно повернется к солнцу нужным бочком, и холод отступит. До следующей зимы, естественно. Все сущее уже когда-то было и еще обязательно будет. Но, право слово, не до такой же степени. Нынешняя осень так отчетливо напоминала ту, ужасную и безумную, приключившуюся три года назад. Снова впереди долгая дорога, полнейшая неизвестность и множество опасностей, а рядом Фэймрил, теперь уже не чужая, а совсем наоборот — роднее и ближе не придумаешь. Но как была скрытной Джевиджева родная и близкая супруга, таковой и осталась. Конечно, можно сказать, что различия существенны, ведь вместо студента-медика — телохранитель-маг, но на самом деле и тот и другой — его, Росса Джевиджа, солдаты, его маленькая армия. Опять, к слову, потребовалась армия! Все одно к одному.

Значит, три года назад история не закончилась возвращением отобранной магами памяти, умерщвлением главного виновника и торжеством справедливости. Снова арис-месяц настойчиво вострубил в боевой рог и позвал старого солдата на битву, если уж говорить красивыми метафорами, столь неугодными жестокому и прагматичному веку прогресса. А с другой стороны, когда это времена были милосердны к детям своим?

Бывший маршал империи проигнорировал осуждающий взгляд жены, когда попросил кондуктора предоставить места в купе для курящих. В дороге он собирался тщательно все обдумать, а с трубкой в зубах делать это на порядок приятнее. Не обязательно даже курить самому, иногда достаточно вдохнуть запах хорошего табака, чтобы направить мысли в нужное русло. Привычка, оставшаяся еще с тех пор, когда он маленьким мальчиком вместе с отцом ездил из Виджмара в столицу. И тоже, кстати, первым классом. Впрочем, тридцать пять лет назад вагоны первого и третьего класса отличались друг от друга не просто отделкой и количеством пассажиров, а как небо от земли. Первые были построены по типу дилижансов: с мягкими сиденьями, крышей, окнами, а последние представляли собой открытую платформу. Хотя Росс тогда не отказался бы и от путешествия с ветерком. Впечатлений осталось море, несмотря на отцовскую манеру превращать захватывающее путешествие в один длинный, утомительный урок естествознания. А ну-ка заставьте девятилетнего мальчишку сидеть смирно и внимать назиданиям, когда за окнами столько всего происходит, на станциях продают леденцы, игрушки и лимонад, вокруг полно незнакомых людей, детей, собак, а локомотив так громко гудит и выпускает клубы пара. Помнится, измучились до крайности оба — и отец, и сын. Мальчишке потом еще и розог перепало за дурное поведение и непослушание.

Джевидж усмехнулся своим воспоминаниям. Прошлогодняя поездка на море с маленькой Кири ему двадцатидевятилетнему показалась бы настоящим кошмаром, но в сорок три совсем иное дело — терпения предостаточно, ребенок не раздражает, напротив, добавляет в жизнь радости. А когда, набаловавшись, Кири еще и задремывала на его руках… Словно котеночек пригрелся: теплое тельце, доверчиво прильнувшее в груди, легкое дыхание, безмятежность в густоте ресниц… Одним словом — блаженство! Наверное, потому что в этом возрасте Россу Джевиджу полагалось бы стать дедом, а внуки… Внуки — это уже совершенно другое, чем дети. Спросите кого угодно.

Со спутниками по купе, можно сказать, «повезло», в плохом смысле слова. Молодой офицер-кавалерист поглядывал на отставного пехотного капитана с нескрываемым подозрением. Так уж сложилось исторически — пехота и конница ненавидели друг друга на протяжении веков, имея обоюдно полное и законное право на подобные чувства. Всадники, несущиеся на ощетинившийся копьями строй, а фактически навстречу неминуемой смерти, шквал огня со стороны построенных в каре стрелков, встречающий конную атаку, — с одной стороны, а с другой — кровавая человечья жатва кавалеристов, когда строй распался. Человек с саблей верхом на лошади всегда сильнее пешего, хоть он с мечом, а хоть и с ружьем. Джевиджа предрассудки тоже не миновали, тем паче он не единожды встречался с дамодарскими уланами на поле боя. Целая коллекция шрамов на теле — тому живое свидетельство.

Упитанному клирику в черном наглухо застегнутом плаще и белой шапке с первого взгляда не пришелся по душе Морран, что тоже объяснимо. Клир с Ковеном вечно на ножах. Высокопоставленный служитель ВсеТворца, если судить по золотому шитью нижнего платья, то рангом не ниже иерейского [20] Иерейский — второй по старшинству частный титул эльлорского духовенства. , поджал губы в скорбной гримасе, словно призывая божественные силы в свидетели своего беспримерного подвига — несколько дней в обществе богомерзкого колдуна.

А вот третьему сотоварищу по предстоящему путешествию — преподавателю и переводчику с южных наречий мистрилу Дюччи категорически понравилась Фэйм, точнее, ее фигура. Черные глаза учителя маголийского маслянисто заблестели, стоило женщине снять манто. Наглец даже губами причмокнул от удовольствия. В присутствии двух мужчин — мужа и… хм… двоюродного брата — мистрил Люччи не осмелился бы приставать к даме, но пялиться на ее грудь ему никто запретить не мог. Фэйм, не привыкшая к такому повышенному вниманию, инстинктивно прижалась к Россу.

«Ага! Вспомнила, стало быть, кто у нас защитник и опора?! — злорадно хмыкнул тот. — Заодно неплохо бы вспомнить, что у жены от мужа не должно быть страшных тайн». И из вредности сделал вид, будто не замечает непристойного поведения спутника. Что поделаешь, если после родов Фэймрил обрела исключительно соблазнительные для мужского глаза формы. Самому зачастую сдержаться удается с огромным трудом. Пусть переводчик помучается немного вожделением, напоминая строптивой женушке об истинной природе всех мужчин. Никакое воспитание не удержит от похотливых мыслей, никакие запреты не остановят. Глазели на приятные округлости, глазеют и будут глазеть. И не только глазеть.