Наталья Бульба - Открыта вакансия телохранителя

Кончиком пальца провела по четко очерченным губам, словно не замечая, как пустота в его глазах заполняется удивлением. Резким движением сбросила с его головы верхнюю часть набиру и ладонью скользнула по волосам, запутываясь в жестких прямых прядях.

– Ты дома тоже ходишь в этом? – Намекнув на то, что плотная ткань мешает мне и дальше исследовать то, что теперь уже принадлежит не только ему, но и мне.

Вот это выдержка: на лице не дернулся ни один мускул, да и глаза – бескрайняя бездна. Но хитрый замок, не сумев справиться с которым (поэтому мне и пришлось просить помощи), расстегнут, и он, передернув плечами, скидывает накидку себе под ноги.

– Сейчас еще возможно разорвать установившуюся между нами связь, не причинив друг другу вреда. Но если…

Белоснежная ткань форменной одежды на черной коже. Серебро искр Хаоса, карий зрачок, очерченный изумрудным сиянием… Да кто же создал вас такими?! Кто соединил воедино возведенную в абсолют честь и наделил жаждой войны?! Кто спрятал чувства под маску бесстрастности и подарил легенду о Единственной, заставляющую совершать безрассудства?! Кто был столь жесток и настолько же щедр?!

Разве это важно сейчас? Когда лишь безграничная воля, похожая на неприступную скалу, заставляет его сдерживать свои чувства, прятать их за мощными щитами, внешней холодностью, чтобы не сделать ничего, о чем я могла бы сожалеть.

– Никаких «если?. И не стоит меня лишний раз пугать – я все-таки дочь повелителя демонов. Но если… – Улыбка, что касается моих губ, делает больше, чем все, чем я раньше пробовала вытащить его из возведенных им же баррикад.

И они рушатся горячим дыханием, что касается моей кожи, теплом сильных рук, которыми он прижимает меня к своему надежному телу, словами, что срываются с его губ, когда он дает мне возможность вздохнуть между полными страсти поцелуями.

И пусть в его глазах все еще чувствуется не сомнение – готовность в любое мгновение опустить щиты, если в моей душе хотя бы мелькнет тень опасений, появится хотя бы отзвук неуверенности отдать ему себя всю до конца. Но чем сильнее бьется мое сердце, отзываясь на его ласки, тем все менее осязаемым становится его контроль над собой, тем все сильнее его чувства затягивают меня в свой стремительный водоворот.

И больше нет ничего, что могло бы сдерживать стремление двух душ слиться в одну, больше нет ничего, что мешало бы телам чувствовать, ощущать трепет друг друга, стремиться стать ближе настолько, насколько это возможно, когда ты и так уже перестаешь отличать, кому и что принадлежит.

И мои волосы, рассыпаясь, растворяются в черноте его кожи, а его руки, все требовательнее заявляя права на меня, провалами смотрятся на моем светлом теле. И это не безумие – это осознание того, что не может быть ничего крепче, чем его объятия. Что нет ничего надежнее, чем его взгляд, обещающий: мы справимся со всем, что бы нам ни подкинула судьба. Нет ничего мягче, чем его губы, которые согревают каждую мою клеточку, нет ничего сладостнее, чем тот миг, когда замирает сердце и останавливается время, признавая, что склоняется перед нашим мужеством быть друг с другом.

И когда я открываю глаза, ощущая на себе его взгляд, я не могу вспомнить, в какое из мгновений этой кажущейся бесконечной ночи меня сморил сон.

– Отдохни еще. – Он встает с кресла, что передвинул поближе к кровати, и, не спуская с рук урчащего от удовольствия тарагора, присаживается рядом. Темной бездной выделяясь на фоне царящего в спальне полумрака. – Еще очень рано.

– Нашли общий язык? – Я, подтянув одеяло повыше, киваю головой на едва не закатывающего от удовольствия глазки-бусинки Ваську.

– Не совсем. Кормить я его не смогу, а вот гладить…

Похоже, из нас троих, находящихся в комнате, именно тарагор обладает умом и сообразительностью. Потому что, выдав еще один утробный звук, перелетает туда, где еще сохраняется тепло Закираля.

– А ты почему не спишь?

Его рука ложится на мое обнаженное плечо и нежно, но весьма настойчиво опускает на подушку, на которую я опиралась локтем.

– Хотел подумать, не мешая своими мыслями твоему отдыху.

Улыбка трогает его губы, но в глазах сквозь мерцающую мягкость проступает тревога. Да и щиты, стеной отделяющие меня от него, говорят мне о многом: он все еще не готов делиться со мной своим беспокойством.

– И что-нибудь весомое пришло в твою голову? – Я добавляю в свой голос игривости, надеясь, что это поможет ему еще хоть ненадолго отстраниться от тех раздумий, которые не давали ему сомкнуть глаз.

И оказываюсь права. Или… он просто оценил мою заботу о себе. Но словно опадает занавесь, и его взгляд расцвечивается совершенно иными красками: он теплый и ласковый.

– Только то, что я должен неустанно благодарить судьбу за то, что привела меня в тот парк у королевского дворца, в котором я тебя первый раз увидел.

– Ты думаешь – это была судьба?

И вся романтика исчезает из его взгляда.

– Ты что-то знаешь?

Но я качаю головой.

– Словно тень догадки мелькает по краешку моего сознания, да имя Карима так и просится на язык.

– Опять Карим. – Он опускается рядом со мной, на высоко поднятую подушку, и я придвигаюсь к нему поближе, положив голову ему на грудь и отметив, как мягко его пальцы скользят по моей руке. – Куда ни кинь взгляд, везде всплывает он. И ощущение, словно я знаю – кто он, но не могу вспомнить.

А вот у меня совсем иное ощущение. И возникло оно не сегодня, а едва ли не с того момента, как я его увидела. Странное чувство, что я знаю своего жениха так давно, как будто еще до того, как появилась на этом свете. Знаю не мыслями, словами, движениями – чем-то неизмеримо большим: своим сердцем, своей душой. Или это и называется: связь Единственной?

– А это не может быть воздействие? – Несмотря на то что я пообещала наставнику графа быть терпеливой, эта загадка все так же не дает мне покоя. Но как я ни старалась, я не могла объяснить то, что видела, когда столкнулась с его неожиданными способностями. – Хотя… он не маг.

– Ну конечно же, – и он ловко сбрасывает меня со своего плеча и, плотно прижав к кровати, нежно целует, позволяя рассмотреть восторг, который плещется в его зрачках, – это воздействие. Только совершенно не то, о котором ты подумала.

Но это единственные разъяснения, которые мне удается получить. Потому что он находит самый действенный способ не только не дать мне задавать ему глупые вопросы, но и заставить еще отдохнуть.

И надо признать, весьма приятный способ.

Так что когда я открываю глаза в следующий раз, яркий солнечный свет, заливающий комнату, довольно ясно дает понять, что то утро, свидетелем которому я становлюсь, ранним назвать никак нельзя, а вместо жениха рядом со мной дремлет Васька, придерживая когтистой лапой листок бумаги.