Александр Абердин - Хроники объявленного Апокалипсиса

— Правда-правда, баба Катя, — сказала я и добавила, — дай мне спокойно поесть и я спать рухну.

Через несколько дней я перевезла Алёнку и бабу Катю на озеро. Наступил октябрь, но было ещё очень тепло, а самые шумные работы, когда мы пилили металл болгаркой, уже завершились. К этому времени наш спасательный батискаф приобрёл вполне узнаваемые очертания и даже более того, неподалёку от него, слева был построен громадный бункер, в который ежедневно загружался керамзит, а справа стадвадцатипятикубовая ёмкость для бензина. Каждый день на участок приезжали машины и привозили керамзит и бензин. Всё чаще и чаще я брала нужные мне материалы на складах бесплатно и при всём этом все молчали, словно в рот воды набрали. По всей видимости люди уже знали, что болтунов и паникёров будут зачищать точно так же, как и всяческое отребье, которого становилось в области всё меньше и меньше. Куда они девались, гадать особенно не приходилось, ведь Псковская область это край озёр, не говоря уже о том, что болот в ней тоже хватало. Поэтому люди и молчали, боясь попасть в разряд тех, с кем так безжалостно расправлялись летучие отряды братков, разъезжающие по дорогам на джипах вместе с милиционерами, фээсбешниками и военными. Порядок, надо сказать, они навели просто идеальный, хотя и очень уж строгий.

При этом транзитный транспорт следовал через область беспрепятственно, но машины с контрабандой, особенно спиртным и наркотиками, выявлялись чуть ли не мгновенно. И то, и другое уничтожалось прямо на границы, транспорт конфисковали, а водители если это были иностранцы, выдворялись за пределы страны в пешем порядке. Российских же водил довозили до границ области и давали им там пинка под зад. Время от времени я встречалась с Богатырями, они не забывали про меня и частенько заезжали, чтобы посмотреть, как идёт строительство батискафа. От них я узнала, что некоторые чиновники сами приходили на стройку и просили дать им в руки лопату. То же самое делали и банкиры. Было удивительно только одно, похоже все знали, что за холмами Бежаницкой возвышенности, на восточной стороне, строится множество убежищ, на этой стройке работало многие тысячи людей, но никто не говорил об этом ни по радио, ни на телевидении, ни в газетах. Более того, строительство велось и на Судожской возвышенности и, вообще, Три Богатыря всерьёз поговаривали о том, что они "упакуют" в бетонные подводные лодки чуть ли не весь Питер, да, ещё и для лабасов места приготовят, не погибать же им, тоже ведь живые люди, хотя и вредные.

А ещё Богатыри говорили, что весной, как только сойдёт снег, они начнут перевозить людей в лагеря спасения, которые уже также начали строить рядом с бетонными подводными лодками, всех до одного. Хотя они и уговаривали меня не дурить, я всё же так и не отказалась от мысли спасаться на батискафе. Невель ведь не был моим родным городом, хотя в нём, начиная с шестидесятого года, жила баба Катя и потому он знаком мне с раннего детства. Вообще-то я если о чём и жалела иногда, так это о том, что не улетела вместе с Димкой и Наташей на Тибет. Вот туда-то я смогла бы забрать бабу Катю, хотя та и говорила, что больше всего хочет только одного, быть похороненной на невельском кладбище рядом с мужем, хотя там в землю был опущен пустой гроб. Настоящая могила дедушки Пети была где-то в Атлантическом океане. В конце октября, когда батискаф был практически построен, нас с Алёнкой постигла беда, умерла баба Катя. Ещё вечером она была бодрой и весёлой, поужинала вместе с нами, легла спать, а утром не проснулась. Когда же я поняла, что мне её уже никогда не разбудить, то чуть не сошла с ума от горя. Озеро забрало у меня ещё одного дорого человека. К счастью Алёнка спала, а потому я вместе двумя мужиками смогла тайком увезти бабу Катю в город и пока ею занимались соседки, обмывали и готовили в последний путь, съездила в Караси и сказала дочери, что бабушка приболела и я отвезла её к врачу.

Баба Катя провела свою последнюю ночь в родном доме, но уже лёжа в гробу, а не на своей кровати. Я просидела возле её гроба всю ночь, а она лежала в нём такая умиротворённая, что от этого мне стало особенно горько. Баба Катя ушла от нас с Алёнкой так и не узнав о грядущей катастрофе, а мне теперь предстояло спасаться самой и спасать моего ребёнка. Алёнку привезли утром, сказав, что бабушка умерла в больнице. На похороны Екатерины Андреевны Ковалёвой, вдовы капитана второго ранга, старшего механика подводной лодки "Красногвардеец", собралось очень много людей. Пришли Три Богатыря, надевшие по такому поводу форму солдат внутренних войск с краповыми беретами на головах, а также многие из братков. Гроб для бабы Кати привезли самый дорогой, красного дерева, а на кладбище в её честь был построен взвод солдат и его опустили в землю под автоматные залпы. Я понимаю, что таким образом братва отдавала дань уважения мне, но в том-то и дело, что баба Катя и без меня была всего этого достойна. Потом были поминки, а вечером я вернулась вместе с Алёнкой домой. Мой ребёнок хотя и очень тосковал о бабе Кате, всё же не плакал, а вот у меня глаза были полны слёз, но наутро я проснулась, умылась, мы позавтракали и принялись за работу, чтобы не последовать за нашей бабулей.

Батискаф уже был практически построен. Даже поплавок мы обтянули плотным поролоном в пять слоёв, а потом ещё и ярко-синей, прочнейшей тканью, пропитанной винилом. У него было две гондолы, одна для Алёнки и бабы Кати, снабженная тамбуром, а вторая для меня и Аргона. Главной особенностью спасательного батискафа конструкции Джеймса Дональда Флетчера являлось то, что к нему был прикреплён стальной парус, оснащённый стеклопластиковыми поплавками, и он был оснащён гидрореактивным двигателем. Парус должен был увлечь батискаф вперёд сразу же, как только его накроет волна, и потащить вверх, так как он был оснащён ещё и крыльями, создававшими подъёмную силу. Однако, помимо поплавка, заполненного бензином, а он будет всего лишь не давать батискафу погрузиться на критическую глубину, для того, чтобы он не был погребён под волной и раздавлен теми обломками, которые понесёт с собой волна, вверх ему поможет поскорее подняться гидрореактивный паровой двигатель, также сконструированный английскими инженерами. Именно поэтому я и разделила батискаф на две гондолы.

В большой гондоле находился пассажирский отсек и трюм для припасов, а в моторном отсеке четыре баллона кислорода, солярка, чтобы нагревать воду и превращать её в перегретый пар, а также пульт управления, но это сильно сказано, так как с него я лишь могла отстрелить парус и изменять угол наклона гидрореактивных двигателей. Джимми предложил мне взять на вооружение очень оригинальную систему нагрева воды кислородной горелкой, которая станет разлагать часть морской воды, поступающий в специальную камеру, на кислород и водород, тем самым увеличивая пароотдачу парового котла. Пар, нагретый до температуры в шестьсот градусов, под давлением в пятнадцать атмосфер будет поступать в специальную прямоточную камеру и, смешиваясь с забортной водой, чуть ли не мгновенно охлаждаться, образуя в ней чуть ли не вакуум. Забортная вода будет всасываться спереди и с большой скоростью станет истекать из дюзы, создавая тягу. Такие двигатели уже строились в Англии и Джимми прислал мне их четыре штуки, каждый мощностью в шестьсот лошадиных сил, хотя мне нужны были только два. Прислал он мне и четыре паровых котла, так что от меня только и требовалось, что установить двигатели в головной гондоле. Двух баллонов с кислородом на каждый двигатель вполне хватало на сутки непрерывной работы, а наше путешествие закончится раньше.