Юлия Галанина - ЗвеРра

Диса скривилась, услышав его слова, но промолчала.

Защищённая пузатым колпачком из мозаичного стекла, лампа давала ровный свет, позволяя разглядеть и выбоины на полу, и облицованные крупными блоками стены и своды потолка.

— Здесь можно говорить, — бросила насмешливо Диса, когда они отошли от входа. — Ласки квартируют в другом месте. Они не любили Гиса и старались обходить его стороной.

— А почему, собственно говоря, не любили? — поинтересовался Марк, огибая очередную выбоину.

— Он съел пару штук, пока меня не было…

— А-а-а…, э-э-э… Они же маленькие? — не сразу и нашёлся что сказать Марк.

— Он их поймал и съел не зверюшками, а людьми. Они не успели обернуться, — в зверином облике Гис бы их просто не поймал, слишком юркие.

— Даже так?

— Скоро будем проходить место, где он их кости закопал, — пообещала Диса.

— Предвосхищая твое предложение раскопать их и посмотреть, сразу говорю: спасибо, в следующий раз. Сейчас некогда, — решительно заявил Марк.

Тихонько рассмеялась за его спиной полярная лисичка, а потом грустно сказала:

— Странно, я помню Гиса совсем другим… Все девчонки в него были влюблены, в его ум и обаяние. И во внешность тоже, чего скрывать. Бедный Гис…

— Бедная я! — неожиданно злобно выкрикнула Диса и резко остановилась. Обернулась. — Только я его не бросила, а вы, все вы — предали его! Все, кто бессовестно вешался на него, нормального!

— Он сам себе предал в первую очередь! — отчеканила Илса, нахмурясь. — Большего врага себе, чем он сам — у Гиса не было! А ты — только ты — могла его остановить — и не остановила.

Марк чувствовал себя дурак дураком, стоя в заброшенной канализации с масляной лампой в руке и облезлым росомахой у ноги, вклинившись между двумя разъярёнными красавицами, готовыми сцепиться в любой момент.

— Девочки, девочки! — воззвал он, энергичной размахивая лампой. — Можно, вы подерётесь чуть позже? На свежем воздухе? Стоять, я сказал! Спущу Мухтара, то есть звеРрюгу! Всё, дружно закрыли рты и двинулись дальше.

Диса прошипела что-то неразборчивое, явно нецензурное, и, подняв воротник своей роскошной куртки, повернулась к Марку спиной. Движение возобновилось.

Они миновали разломанную решётку, в незапамятные времена преграждавшую доступ в подземелья Оленьего Двора через этот туннель, и попали в подобие колодца, откуда выбрались в обширные сводчатые подвалы, поднявшись по скобам, набитым в стене гигантской выгребной ямы.

Проходя мимо обломков, Марк на секунду задержался, провёл пальцем по сколу.

— Это вы с Гисом решетку выломали? — нарушил он молчание.

— Нет, так уже было. Мы нашли этот выход после того, как пришлось прятаться от волков… — равнодушно сказала чернобурка. — Говорят, что раньше тут кухня была, во времена людей. А при благородных оленях её забросили: слишком большая оказалась. Гис здесь и жил.

— Почему? — заинтересовался Марк.

— Вытяжки хорошо сохранились, дышалось легко.

— Вентиляция и канализация — основы цивилизации… — пробормотал себе под нос Марк. — Угу-угу. А запашок противный, всё равно…

Логово Гиса располагалось в бывшей кладовой: похоже, в большом зале ему было неуютно. На полу красовалась груда вещей, украсившая бы собою любую помойку. Груда, по всей видимости, и была ложем сумасшедшего лисовина, а на крюке для окороков, почти под потолком, висел заляпанный портрет молодого красивого мужчины.

Марк шагнул к нему, высоко поднял лампу и стал рассматривать. Умное худощавое лицо, тронутые лёгкой рыжинкой светлые волосы, ироничный взгляд. В портрет, судя по пятнам и дырам, прицельно кидали всем, что попадало под руку. И периодически делались попытки сорвать его с крюка.

Марк услышал, как за спиной Диса тихо прошептала Илсе:

— И если ты поинтересуешься, спали ли мы с ним в этой грязной свалке, я тебе, дорогая, глаза выцарапаю…

На что Илса так же тихо ответила:

— Было бы что спрашивать, конечно, спали. А что, даже необычно…

— Кто портрет изувечил? — громко спросил Марк.

— Что? Портрет? — отвлеклась Диса. — Сам он и портил. Швырял в него всякими отбросами, когда не в настроении был. Срывал. А потом обратно вешал. В редкие минуты просветления. Чтобы не забывать себя, прежнего. Надеялся вернуться. Давай я свечи зажгу, чтобы светлее было. Я сюда много свечей натаскала…

Она нашла на ближайшей полке огарок, запалила его от лампы Марка. Оплывшие свечи, оказалось, были везде — по карнизам и полкам, идущим вдоль стен. Диса обошла кладовую, неровная цепочка огней протянулась вслед за ней. Воск сталактитовыми сосульками свешивался с карнизов.

— На освещении вы не экономили… — заметил Марк, присвистнув при виде обширных потёков.

— Последнее время он стал бояться темноты. Ждал нападения, говорил, что Лунный волк на него смотрит мёртвыми глазами. Требовал, чтобы свечи горели всегда, особенно ночью. Я воровала их пачками, где могла… — устало сказала Диса. — И от ласок требовала, чтобы приносили…

Она приклеила огарок на столешницу и села рядом на трехногий, грубый табурет, явно имевший славное кухонное прошлое.

— Все документы где-то в этой помойке. Где спал, там и читал.

Ни Илса, ни Марк ничего не сказали. Росомаха лёг у входа в кладовую, опустил голову на передние лапы и замер.

Марк поставил лампу и, присев рядом с грудой, начал разбирать её, пытаясь найти бумаги.

Засаленные тряпки, обглоданные кости, яичная скорлупа… Результатом поисков стала тетрадь с обгрызенными страницами, разодранные в клочья карты и книги.

— Похоже, восстановить архив в прежнем объёме ЗвеРре не удастся… — заметил Марк, пытаясь разложить собранные клочки бумаги по группам. — Сплошная каша. Разве что добровольцев ваш архивариус привлечёт, чтобы они сортировали — кусочки с картинками в одну сторону, кусочки с буковками в другую. Может быть, и вернут пару книжек.

— Проще сжечь, — заметила Диса.

— Вот уж фигушки. Давайте-ка все бумажные огрызки соберём и вынесем на поверхность. Я не знаю, как ими распорядится хранитель архива, но хоть в таком виде он их обратно получит. Ибо нефиг. Илса, помогай! Только в перчатках, мало ли какая зараза тут. А тетрадь я почитаю на досуге. Какое счастье, что, загребая в свои тёплые объятья ни в чем не повинных людей, ваша мерзкая ЗвеРра наделяет их, то есть нас, способностью к разговору, чтению и письму на вашем местном диалекте. Очень мило с её стороны.

— Тетрадь — выписки Гиса, — объяснила чернобурка, даже не попытавшись понять последние слова Марка.

— Я уже догадался по её относительно неплохому состоянию. К себе он относился бережно. Лучше, чем к другим, — Марк положил тетрадь на стол и продолжил раскопки.

В итоге нашлась ещё одна слабо повреждённая вещь: гранёная чернильница.