Ярослава Кузнецова - День цветения

— Вот так. А теперь ступай, Илэва. Ступай домой. Да наказ мой не забывай.

Покивала она, ночи мне спокойной пожелала, а как вышли в сени, будто невзначай на зимнюю половину своротить хотела. Щас тебе, милая. Выпроводила я ее. Авось подглядывать не полезет. А коли даже и полезет — ставни от греха заперты, ничего не видать с улицы. Да еще у нас вона, псов двое. Псы, матушка, это тебе не Радвара старая, хоша и у Радвары старой найдется, чем любопытных попотчевать. Клюка моя, к примеру.

Вернулась я в комнату. Вампир у печи сидит, на печи Летери похрапывает тоненько, Малыш да черненькая — возле лавки, а на лавках — драконид да девонька. И собаки при ей, рядышком с черненькой да с Малышом. Вампир, видать, успокоил. Ишь, измучилась как, спит все да спит, не шелохнется, горемычная…

Присела я к столу, лампу поставила. Вампир на меня оглянулся, глаза у него желтым светятся. Велика сила ваша, Сущие, предивны творения ваши, уделите, Сущие, сил своих малую толику, помогите сынка названого от беды оберечь, охранить, не прошу многого, жизни ему прошу, Сущие, жизни да спокойствия…

Тихо у нас. Мы с вампиром молчим, не спим, остальные сны смотрят. В деревне собаки брешут лениво… Ближе брешут, громче… Дверь навроде стукнула, либо ставень… Наши-то псы опять головы подняли. Вампир встрепенулся, рукой на дверь показывает, шепчет что-то по-своему. Не понимаю ж я тебя, парень, слов твоих не разберу.

— Идти… они быть… многие быть… человек… человеки.

— Ты здесь сиди. Я схожу.

Свет брать не стала, а вот клюку прихватила. На всякий на случай. Коли что — шум подыму. Мимо меня так просто не пройдешь.

Выглянула да вижу — огоньки по улице ползут-змеятся. Факелы, стало быть. От озера, в нашу, то есть, сторону. В домах свет загорается… Люди идут, да не один-два, а не менее десятка… Более. Мужики все… не, одна баба с ними… Никак, Лервета? Точно, она. А впереди всех — Ивар.

И волосы-то у них заплетены, как полагается, и дреколье-то при них… Хозяину, значитца, на подмогу явились. Дурни, олухи, да кто ж их просил, всей толпой-то!.. А по деревне из домишек народишко вылазит, прибывает мужиков, да идут они прямиком к дому к моему…

— Так, — голос за спиной. — Это еще что?

Ах ты, незадача какая…

Я смотрел на них из-за макушки Радвары-энны. Ядро толпы составляли мужчины, в основном — молодые, с заплетенными волосами, в хорошей одежде, с цепами, вилами и прочими орудиями труда. Кроме этого, так сказать, "ядра", наличествовали мужчины, женщины и дети, одетые кое-как и во что попало, растрепанные со сна и гораздо более возбужденные. Всего их было, пожалуй, не меньше сорока.

Они шли к нам. Радвара-энна оглянулась затравленно. Какого черта, что означает этот балаган?

— Теть Радвара, эй! — крикнул высокий статный парень из "ядра", очень важный, предводитель, не иначе. — Покажь, где он?

Кто — "он"? Дьявол, мозги, а ну, на место!

— Все Чешуйки здесь!

— Позови, слышь, пущай с людями встренется.

— Куда вас понесло, толпой такой? — Радвара-энна вышла на крыльцо, — Ивар, пустая твоя башка, только б народ баламутить!

Рослый "предводитель" слегка смутился, а Радвара-энна замахала руками:

— Факелы свои погасите, из Треверргара видать. Ишь, заявились, как на Весенний праздник!

Толпа зашевелилась. Кто-то тыкал факелом в снег, кто-то бурчал:

— Я ж те говорил, фонари брать надо было, ну как и впрямь увидают да набегут? — кто-то огрызался:

— Много ты понимаешь, — кто-то завелся:

— А пусть и набегут, мы ужо встренем!

Однако факелы потушили почти все. Остались штук пять ламп, в основном — у женщин.

— Ну вот что, мужики, — сказал я, делая шаг вперед. — Давайте-ка по домам. Пошумели, и будет.

Меня окинули скептическими взглядами.

— Да ты кто такой, чтоб нам указывать?

— Хозяина покажь! — сухонький дедок — в чем душа держится — в азарте пристукнул по земле рукояткой вил.

— Мы семь миль отмахали — с тобой, что ль, лясы точить?

— Хозяин где?

— Нету, — фыркнул я. — Ушел. По делам.

— А ты кто? — вперед пробился совсем молодой парнишка, в косы вплетены кожаные ремешки, в обеих руках — по потушенному факелу, то есть, по короткой легкой дубинке.

— Раскомандовался тут! — встрепанная баба в кое-как накрученном на голову платке, руки в боки. — Откедова взялся только!

Другая, единственная из женщин с заплетенными косами, даже, кажется, нитки синие в косах, оттолкнула встрепанную, бормоча:

— Ой, братцы, чужак. Можа, он самый это и есть? Эй, парень, звать-то тебя как? — на остром лисьем личике — жадное любопытство, синие нитки — почему синие, в чем вина ее, кто это, Сущие, я не помню лица этой женщины…

Лервета? Лервета из Чешуек, бондарева жена?.. А где же ее муж?.. А вон тот человек — не Авгар ли? А этот мальчишка, боги, до чего похож на Вевара, который лучше всех в Пере лазил по деревьям…

Со стороны деревни подходили новые люди, кто-то затеял перебранку по поводу факела, который велено потушить, а то из Треверргара увидают хозяина, а где хозяин-то, да хозяина нету, ушел кудысь, тут заместо него чужак какой-то, из себя нахальный…

— Что эт вы здеся собрались, э? — одна из вновьприбывших принялась шустро распихивать всех вокруг, тараторя:- Радвара занята, мазь она варит, ей Мать-Ведьма велела! Не мешайте, олухи! Нету тут никаких демонов, со сна вам мерещится, а кому — по пьяни.

— Дура! — не выдержал долгобородый человек в узорном оголовье — староста, видать — из Чешуек, — На кой нам демоны твои, нам хозяин нужон!

Холодное, злое — вскипело во мне и плеснулось через край.

— Хозяева ваши — в Треверргаре. Бунтовать вздумали?!

Откуда они вообще взялись, какого черта!

— Эва! — разобиделись крестьяне, — Будешь еще нам указывать!

— Подпевала круглоголовый!

— Змеючий прихвостень!

Распаляли сами себя и друг друга.

— Братцы, да он подосланный! — заорал крепкий мужичина в кожаном новом фартуке — кузнец.

— "Хват" это, люди добрые! Как есть "хват"! Прознали в гнезде змеючем, прознали про хозяина, схватили его, болезного, в доме держат!

— То-то он тута командует!

— Бей его, братцы!

Кинулось человек пять. Подскочили к крыльцу, размахивая орудиями землепашеского труда, я отодвинул себе за спину Радвару-энну с ее клюкой.

Подставил предплечье, прокрутив, перехватил цеп, вырывая петлю из рук владельца.

Йерр. Она истекла на крыльцо, медленно, с достоинством — бедняги в ужасе шарахнулись, бабы завизжали.

— А-а, дьявол!

— Да не дьявол это, а конь! — вопила та, что бормотала про мазь и Мать-Ведьму, — Кады ен по небу летает, у его крылья вырастают!

— Дракон это! — кричал кузнец, выставив перед собою "кольцо", — Видал я его летом.

Эрхеас, что хотят эти вессары? Они злы. Нам напугать их?