Ярослава Кузнецова - День цветения

— Эй! Большой Человек! Это я, Мотылек!

Там, где металл вошел в тело, по белой рубахе ползут алые пятна, потихоньку окрашивая снег. Колдун… то есть Рел ни в коем случае не велел вытаскивать крюки. Мало того, он посоветовал примотать покрепче к бокам весь этот ужас, чтоб лишний раз не бередить раны. Специально для этой цели мне был выдан полотняный бинт.

Беру Большого Человека за волосы, сдираю повязку, поворачиваю лицом к себе.

— Эй, погляди на меня. Все в порядке, слышишь? С тобой все в порядке. Мы тебя вытащили, — э, пропасть, он же не понимает найлерта! — Глаза! Открывать! Смотреть! Видеть Мотылька! Вставать! Идти! Скорей!

Он жмурится, моргает. Что-то бормочет. Не узнает, да и не пытается узнать.

— Там Золотко. Ждать… ждет. И мальчик. Твой сын. Сын твой, понимаешь?

— Мой… сын?

Перерезаю веревки — и на запястьях у него, и те, что крепились к крюкам. Достаю из-за пазухи бинт.

— Мы иметь… необходимость уходить. Скоро. Сейчас. Эй, эй, руки! Нельзя! Убрать руки, убрать, не трогать, плохо, кровь выльется…

— М-мотылек…

Узнавание — словно солнце взошло. Согнало прочь тяжкий слепой туман апатии, отразилось вспышкой в светлых, как лед, глазах. Зрачки — две черные проталины — стремительно проплавили лед, и будто росток к свету рванулась боль, развернула жгучие листья, и распустилась — ярким жадным цветком надежды.

Бинты намокали. Надо торопиться. Там где-то лошадь… я ведь тоже скорее всего лететь не смогу, крыло надорвано.

Чужая боль цвела — люто, махрово. Под веками зашевелились багровые заросли. Но чужая мука больше не обессиливала. Хлестала плетью, вынуждала двигаться.

Я двигаюсь, потому что больно не мне.

Мне больно — значит, я существую.

— Вставай, — я протягиваю руку, — Вставай, Большой Человек.

И Большой Человек встал.

Палач притащил откуда-то вилы. Здоровенные навозные вилы.

У меня упало сердце. "Хват" с оружием. Это конец. Скольких бы колдун не отвлек на себя, этот останется здесь, на эшафоте, да еще при оружии.

Этого я не предусмотрел. И ты, хитроумный господин Эдаваргон тоже. Два дурака.

Два идиотских дурака!

Что, думаешь, игра — за тобой? Нет, милейший. Игра еще не сделана. Ты идешь в Каорен. Там ты — свой, там тебя никто не сможет взять. Ты идешь — в Каорен. Ингмар — промежуточный ход. Ты думаешь отсидеться в Ингмаре, пока у меня заберут "хватов". В конце концов, у них есть их прямые обязанности, не вечно же Тайной Страже потакать прихотям сошедшего с ума полутрупа.

Да, ты правильно рассчитал. Не учел только одного. Твоими стараниями у семьи Треверров завелось много свободных денег. Я найму нгамертов, дорогой мой. Они сменят "хватов" на перевалах. Ты не пройдешь по перевалам. Ты не пройдешь и в Ронгтан. На границах у нгамертов есть свои люди. Это даже надежнее, чем просто пограничные посты.

Ты не попадешь в свой Каорен.

Не попадешь. Никогда.

Спокойно, старина. Спокойно. Выпей микстурки.

Вот так. Так уже лучше. Значительно лучше, старина.

У Рейгреда полетели рамки. Для достижения своей сомнительной цели идет против любимого дедушки, отказывается от мести за обожаемого Амандена… Надеюсь, это все-таки — желание отыграться, доказать на деле, что эмоции не мешают, что их можно использовать… Интересно, кто задурил ему голову этими каоренскими выкрутасами? Арамел? Или — ты, милейший? Насколько активно вы общались? Рейгред у меня умница, ему достаточно пары-тройки уроков… Он слишком эмоционален, и вытравить это я уже не успею. А передать мальчика — некому. Я рассчитывал на Амандена с Улендиром в паре, со временем малыш подмял бы их обоих, и Агавру вместе с ними… Одна Агавра не потянет, Арамел стажировался в Таолоре и слегка помешан на Каорене и его Сети. По крайней мере, "командирский комплекс" ему там поставили крепко. Пусть резвится пока, его время еще придет. Эрвела можно было бы сломать — как их обожаемого Амандена, как в свое время — Алавира, но доломать все равно не успею… Ладно. Пусть живет.

Агавра — ишь, защищать изготовилась. Кошка драная. Вот кому эмоции глаза застят. На Амандена твоего скорей уж Эрвел похож… Ладно. Пусть ее. Она скоро придет в себя. Все-таки моя школа. А Рейгреду не помешает такая вот кошка, готовая учителю глотку рвать за его голубые глазки.

Ну вот, собственно и все. Не хватает, кажется, трех кусочков — от Рейгреда, от Рела и от Герена. Может быть, от Альсы, не уверена. Хотя, скорее всего, от Альсы кусок не предполагался, только от Герена. В чем состоял кусок от Рейгреда — не помню, хоть убейте. Кажется, очередная схватка умов с Мельхиором, из которой парень вышел победителем.

Вообще Рейгред — мое детище и моя особая гордость, я считаю его самым клевым персонажем во всей этой тягомотной путанной саге. Поверите ли — во времена, когда писался "День" ни о каком Майлзе Форкосигане, ни о каком Тирионе Ланнстере речи не было. "День" датирован где-то 1996 — 97 годами.

Кусок от Герена содержал в себе ожидание команды спасателей на дороге, и размышления, куда бы потом податься. Герен приходит к заключению, что его место — у ломинголитов. Финал Геренова куска — и финал повести — Герен и женщины видят приближающихся друзей, пересчитывают силуэты — и с облегчением обнаруживают, что комплект (включая Имори) полон.