Ярослава Кузнецова - День цветения

Я оглядел двор. Ряды пристроек у внешней стены — бывшие сараи, мастерские и склады, превращенные теперь в конюшни для "хватовских" лошадей. Добротные каменные стены, кровли из черепицы или сланца, еще не чищенные после вчерашнего снегопада… Ага, пожалуй, для наших целей подойдут те две крайних пристройки, в правом углу, возле башни, наискосок от ворот. Там раньше хранился фураж, да и сейчас, думаю, настил под крышей доверху забит сеном. Плеснуть бы туда масла, а в подходящий момент бросить факел… Только не мне и не Эрвелу это делать — Мельхиор вот-вот натянет поводок. Кому бы поручить? Канеле? Кресталене? Нет, Мельхиор приберет и их — если он в самом деле ждет наследника крови, а он его ждет, — всех нас, Треверров, скорее всего, загонят вон туда, на стену, понаставят вокруг "хватов", и шагу в сторону сделать не позволят. Эх, Годава, голубушка, тебе бы я эту задачу доверил, не раздумывая! А вот, может быть… Ровенгур? Почему бы и нет? Он человек не злой и богобоязненный, и к Имори всегда неплохо относился…

Управляющий, навалившись грудью на шаткий помост, руководил сооружением еще более шаткой виселицы.

— Уже скоро, совсем скоро, — затораторил Ровенгур, не дав мне даже поздороваться, — Передай господину Мельхиору: еще шестая четверти, и все будет готово.

— Господин Мельхиор не торопит. Он сейчас занят, разговаривает с людьми из деревни.

Я облокотился о помост рядом с Ровенгуром. Он покрикивал на рабочих и стучал кулаком. Работа не клеилась — столбы никак не хотели вставать вертикально, а если и вставали, то только для того, чтобы тут же опрокинуться от мало-мальски сильного толчка.

Глядя на суету вокруг столбов, я тяжело вздохнул и хлюпнул носом. Управляющий покосился на меня.

— Я говорил утром с дедом. Спрашивал его — зачем? Ведь вина Имори несоизмерима с наказанием… А он… — я снова потянул носом, — Он говорит — кто-то должен ответить…

— Полагаю, господин Мельхиор знает, что делает, — осторожно заметил Ровенгур.

— Да? А я полагаю — он жаждет мстить, все равно кому!

— Рейгред, детка, ну что ты говоришь…

— Ты тоже думаешь, что Имори должен ответить за чужие преступления, да, Ровенгур?

Он обеспокоился. Худосочный детеныш слишком возбудился.

— Тихо, мальчик, тихо. Господин Мельхиор…

— Господин Мельхиор первым и ответит! Перед Господом, за то, что лишил жизни невиновного! — я ткнул пальцем управляющего в грудь, — И мы с тобой ответим, Ровенгур, да, да, еще как ответим! — я с силой тыкал пальцем, словно старался достучаться до сердца, — Потому что позволили свершиться богопротивной несправедливости, и даже не попытались хоть что-то изменить!

Управляющий схватил меня за палец, и уже раскрыл было рот, но тут со стороны донеслось:

— Господин Ровенгур! Тут Барсук предлагает пропилить помост насквозь и вкопать столбы в землю…

— В какую землю? — очнулся управляющий, — Двор замощен, балда! Прибивайте распорки, клинья вбейте, что там еще… У вас полно деревяшек! И поспешите, черт бы вас побрал…

Я горько усмехнулся:

— Знаешь, что Альберен Златое Сердце сказал, когда одна старенькая бабулечка, несмотря на хромоту и одышку, пробилась сквозь толпу к его костру, чтобы бросить в огонь пучок соломы? Он сказал: "Святая простота". Святая простота, Ровенгур! Альберен простил ту старушку, а вот простил ли Господь наш Единый? Как ты думаешь, Ровенгур?

Управляющий залился краской.

— Я делаю, что велено, Рейгред. Не мне обсуждать приказы господина Мельхиора.

— Ты и Господу нашему так скажешь? Мол, я не я, и лошадь не моя… Совесть твоя — глас Единого, и она не молчит, отчего же ты не обратишь к ней слух свой?

— Послушай, Рейгред, я ведь не монах, мне и в голову не приходило…

— А обычная жалость? Самая элементарная жалость, ниспосланная нам Господом нашим, жалость, ворота совести…

— Рейгред! Погоди… Пришел тут, к совести взывает… Почему — я? Что тебе от меня нужно?

Я придвинулся поближе, понизил голос:

— Надо что-то делать, Ровенгур. Иначе век ходить с черным пятном на душе, не отмыться, не замолить этот грех…

— Бог с тобой, Рейгред! Против Мельхиора, против "хватов"… У нас нет никаких шансов!

"У нас"! Уже "у нас"! Теперь мы союзники, заговорщики, дело на мази!

— Мы обязаны действовать, даже если никаких шансов нет. Понимаешь, смысл не в том, чтобы спасти Имори, а в том, чтобы попытаться это сделать. Мы спасем большее — души свои, Ровенгур! Поэтому я и обращаюсь к тебе, так как дед, после нашего с ним разговора, следит за мной и не позволит ничего предпринять.

— Так ты что-то придумал?

— Ну… ничего особенного, может сработать, а может и нет… Но главное — главное, Ровенгур! — это попытка, не правда ли? Когда начнется казнь, нужно будет устроить так, чтобы "хваты" на какое-то время отвлеклись, занялись чем-то другим, и в этот момент вывести Имори со двора. Предположим, за стеной будет стоять оседланная лошадь… ты ведь сможешь организовать это?

— Оседланная лошадь за стеной…

— Да, у ворот. Или нет, лучше всего — в рощице, за дорогой.

— Ну, не знаю. Наверное, смогу. А как ты собираешься отвлечь "хватов"?

— Пожар!

— Что?

— Совсем небольшой пожар. В "хватовских" конюшнях. Когда они заметят огонь, им будет не до Имори. Все кинуться выводить лошадей.

— Хм? Нет, парень. Такой план мне не по нутру. Выдумал тоже — поджечь дом!

— Да не дом! А вон тот сарай, один-единственный. Его быстро потушат — во дворе же будет пропасть народу.

— Типун тебе на язык, Рейгред. Ты не понимаешь, что говоришь! Шутить с огнем — да за такие дела нас с тобой на этой самой виселице и повесят. Рядышком, на радость воронью.

— Но, Ровенгур, ничего другое "хватов" не отвлечет! Я уже прикидывал, и так и эдак… Хотя… можно поджечь трибуны… или сам помост, а?

— Еще одно слово, и мне придется доложить о твоих замыслах господину Мельхиору. Не смей даже думать об огне!

— Тогда думай сам. У тебя тоже голова имеется. Попробуй придумать, и ты поймешь, что это единственно возможный выход. И нам с тобой сейчас надо заботиться не о каком-то сарае, который и сгореть-то не успеет, и не о двух десятках лошадей, которых благополучно выведут, а о душах своих бессмертных!

Пауза. Мы оба тяжело дышали.

— Значит, так, — твердо сказал управляющий, — Я отведу оседланную лошадь в рощу за дорогой. Это и будет моя забота о душе. Если замечу, что ты шастаешь вокруг конюшен с факелом… вообще шастаешь с подозрительным видом, я возьму тебя за шиворот и запру в кладовке. Еще, заботясь о душе, я ни слова не скажу господину Мельхиору. Большего, Рейгред, ты от меня требовать не вправе.

Ну нет, дорогой господин Ровенгур, так просто ты от меня не отделаешься. Я перевел дыхание и уже собрался начинать второй кон, но тут меня негромко окликнули со стороны.