Елена Грушковская - Самый важный день в его жизни

— Садитесь, в ногах правды нет. Для вашего же удобства поставлены.

Те сели. Здесь тоже висели часы, и ДК из кресла было их хорошо видно. Было без пяти десять. Грустно, что Лада не пришла… Стелла — ладно, Бог с ней.

Откуда-то появился врач. Вернее, ДК так подумал: мужчина был в медицинской спецодежде и перчатках. Он поздоровался с Львом и Глебом, подошёл к ДК и слегка дотронулся до его плеча. Ничего не спросил, только дотронулся — ласково и ободряюще. Робость ДК прошла, вернулось прежнее спокойствие, а Чувство снова овладевало его лицевыми мускулами, вызывая улыбку.

Без двух минут десять вошла Стелла. Сдержанная, в элегантном тёмно-сером костюме и белой блузке, в шляпке с вуалеткой, на высоких шпильках. Без детей. Ну и правильно. Незачем. Поздоровавшись, села — прямая, как аршин проглотила. В комнате запахло её духами — тонкий, свежий, дорогой аромат.

— Стел, да расслабься ты, — сказал ей ДК. — Всё нормально.

Она неуверенно улыбнулась, унизанными колечками пальцами стискивая сумочку — маленькую, немногим больше кошелька. ДК тоже улыбался ей. Ей же он отдавал и ту улыбку, которую не мог подарить Ладе.

Без одной минуты десять врач сказал:

— Начинаем.

— Рано, — вырвалось у ДК. — Ещё одна минута…

Рука врача опустилась на его плечо, голос тепло и понимающе провибрировал возле уха:

— Она не пришла, да? Ну, если её до сих пор нет, значит, уже не придёт. Увы, дружище…

Лада не пришла, с грустью думал ДК. Наверно, что-то случилось, она не смогла. Должна быть какая-то уважительная причина. Заболела?

21:59:50, 21:59:51…

21:59:59

Дверь открылась, и на пороге возникла девичья фигурка в белом льняном сарафане, в белых босоножках на стройных загорелых ногах. Добродушный мужчина в белой рубашке с галстуком улыбнулся:

— Секунда в секунду.

22:00

Врач нажал кнопку, и поршни шприцев двинулись вниз, по трубкам заструилась прозрачная жидкость, ворвалась через иглы в напрягшиеся вены ДК, его руки и ноги вздрогнули, но широкие прочные ремни удержали их на месте. Боль, невыносимая боль разрывала его на части. Адский огонь струился по его жилам.

— Смертный приговор приведён в исполнение в двадцать два часа ноль ноль минут.

Очищенный дождём воздух был свеж. Мокрый асфальт блестел, усеянный мелкими веточками, сорванными с деревьев грозовым ветром, а с влажно шелестевшей листвы, ярко-зелёной, чисто умытой, падали капли. Получалось, что под открытым небом дождя уже не было, а под деревьями он ещё шёл.

Она брела по улице без зонтика, намокшие волосы цвета ромашкового отвара прилипли к её спине и плечам. Белые босоножки были забрызганы грязью, а на мокром подоле льняного сарафана чуть приметно проступало коричневатое пятно от "пепси-колы".

В городе было лето.

Глеб вздрогнул, разбуженный звуками скандала: мама и отчим так кричали друг на друга на первом этаже в гостиной, что слышно было на весь дом. Дуэт их срывающихся, искажённых злостью голосов разбудил и Лору: из-за занавески, разделявшей детскую, показалась её испуганно-заспанная мордашка с двумя растрёпанными косичками по бокам.

— Опять они ругаются…

— Покричат и перестанут, — сказал Глеб сестрёнке. — Иди, ложись. Ещё рано.

Лора теребила край занавески, напряжённо вслушиваясь в крики. Разобрать можно было только отдельные слова.

— А если он опять ударит маму?

Глеб ничего не ответил. Лора постояла ещё и ушла на свою половину. Слышно было, как она укладывается в постель. Крики в гостиной смолкли, хлопнула дверь: Ростислав поехал на работу. Глеб выглянул в окно. Фигура отчима в светло-сером костюме размашистой, взвинченной походкой направлялась к машине, возле которой уже ждал водитель и охранник Яр. Его круглая, стриженная под два миллиметра голова поблёскивала в лучах утреннего солнца. Он был раза в полтора шире отчима в плечах, а отчим был не хилого сложения. Богатырская фигура Яра нырнула в машину на водительское место, а отчим, нервно откинув рукой волосы, сел рядом. Глеб отошёл от окна.

За завтраком мама была задумчива. Возле её губ пролегла горькая складочка, мелкие морщинки были видны и между аккуратных тонких бровей, чуть подкрашенных коричневым карандашом. Румяные сырники аппетитной горкой возвышались на тарелке, тонкая струйка сгущёнки, петляя, тянулась из баночки в чашку Глеба.

— Чего он опять?

На вопрос Глеба мама не ответила. Сказала:

— Ешь давай.

После того, как год назад отцу сделали смертельную инъекцию, начались эти ссоры. Один — два раза в неделю. Однажды дошло даже до рукоприкладства: отчим влепил маме пощёчину, мама тоже не осталась в долгу. Больше не дрались, но ссоры стали обычным делом.

Нежаркое сентябрьское солнце косыми лучами заливало лужайку перед домом, усыпанную первыми жёлтыми листьями, и сияло на покатых очертаниях серебристой машины с зеленоватой тонировкой стёкол. Возле неё, прислонившись к дверце, ждал Рогволд — их второй водитель. Он был не такой накачанный, как Яр, но от его высокой фигуры веяло огромной силой, какой-то тёплой и доброй.

— Привет, дядя Волик! — У Лоры не получалось правильно выговорить имя "Рогволд", и она переиначила его, против чего водитель не возражал.

— Привет, мышонок, — улыбнулся он девочке. — Ну что, готова грызть гранит науки?

Вся улыбка Рогволда была в его прозрачно-серых глазах, а губы затрагивала только чуть-чуть, в самых уголках. Лора запрыгнула в машину, Глеб последовал за ней, а Рогволд сел за руль. Кинув через плечо на Глеба тёплый взгляд, он завёл мотор.

Машина быстро катила по улицам. Рука Рогволда, охваченная белой манжетой рубашки, уверенно лежала на руле, спокойный взгляд внимательно следил за дорогой. Будь у него борода и рогатый шлем, он был бы точь-в-точь викинг, думалось Глебу. Большой, сильный, светлоглазый.

Волна холода захлестнула Глеба: они проезжали мимо большого белого здания, дугообразно вогнутого, с широким крыльцом. Его окружали величественные голубые ели, а на фасаде под самой крышей внушительно сияли буквы: "ДВОРЕЦ ПРАВОСУДИЯ". Будто придавленное ледяной ладонью, сердце Глеба на мгновение сжалось и застыло. Хорошо, что они быстро миновали этот шлифованный айсберг…

Вот и школа. Уютный дворик пестрел яркими клумбами и бантами девчонок в белых колготках, спешивших на уроки. Глеб вылез из машины, следом за ним выскочила Лора. Она доверчиво обняла высунувшегося из открытой дверцы Рогволда, а тот, погладив её по косичкам, проговорил:

— Давай, беги, зарабатывай пятёрки.

Глеб встретился с его светлым взглядом. Ему Рогволд ничего не сказал, только улыбнулся — как всегда, больше глазами, чем губами.

Ростислав, выйдя из офиса, попал под проливной дождь. До машины было буквально два шага, и он побежал по лужам, прикрывая голову кейсом. Обшлага брюк забрызгал, конечно. Не стоило надевать светлый костюм. Но кто её знает, эту погоду? Утро было ясное, а после обеда полило как из ведра.