Наталья Котрасева - Город

«Все наказания разделяются на двести тридцать четыре вида, а все поощрения — на триста восемнадцать категорий. Кто помнит их все и умеет применить к месту, тот и есть идеальный чиновник».

В детстве ему дедушка рассказывал, что есть обычные люди и есть особенные. На вид они ничем не отличаются — человек как человек. На вкус тоже одинаковые. Но в одних человечности ровно столько, сколько и положено, а в других ее так много, что заразишься и не вылечишься уже никогда. Их еще называют настоящими людьми.

Если съесть такого, то ничего странного не почувствуешь. Но вечером заснешь, и тебе приснится, что ты сам стал человеком. Вначале тебе это понравится — ты с радостью будешь ходить по траве ногами, которых у тебя никогда не было, будешь смотреть на солнце и деревья и дышать воздухом. Но скоро ты начнешь уставать от странностей и захочешь вернуться к себе, под воду. Захочешь проснуться, но ничего у тебя не выйдет. Ты испробуешь все рыбьи уловки для того, чтобы пробудиться ото сна, и все человеческие, но ничто не поможет. И тогда тебе придет в голову, что можно броситься в воду и утонуть. Ведь если умрешь во сне, наверняка проснешься у себя под водой. Тогда ты бросишься в озеро и действительно утонешь. Но смерть твоя будет настоящей.

Конечно, став взрослым угрем, в подобные истории он верить перестал.

Однажды он плыл по своим делам, когда заметил, что в водорослях у дна что-то запуталось. Оказалось, что это утопленник, вернее, утопленница. В это время года такие находки были не редки — говорили, наверху по осени происходят страшные вещи, многие предпочитали сами лишить себя жизни, чем ждать, пока это сделают за них. Что-то такое было связанное со стихами. Девушка утонула не так давно, разлагаться еще не начала. Угорь подплыл ближе.

В руке девушка держала бумажку, на которой все еще можно было прочесть «Офелия Мересьева, регистрационная карточка поэта».

Угорь такую возможность упустить не мог — человеческое мясо всегда считалось у рыб деликатесом. Он подплыл к трупу и славно пообедал.

Ничего странного он не почувствовал. Вечером, перед тем, как заснуть, он вспомнил старую сказку про настоящих людей, но не со страхом, а с ностальгией — по дедушке он скучал. Тот погиб года два назад, был пойман злодеями-рыбаками. Дедушка был веселым сомом, лет ему было так много, что он уже и сам не помнил своего возраста. Он был выдающейся рыбой, умел выпрыгивать из воды и превращаться в птицу или оленя, а то и в тигра. А какие удивительные истории с ним приключались!

Угорь погрузился в воспоминания, глаза у него закрылись, и он уснул.

Первым, что он увидел, очнувшись, было синее-синее небо. И еще пара белых облаков.

Затем над ним появилось чье-то лицо. Лицо недовольно сморщилось и сказало:

— Чего разлегся посреди двора, вставай давай! Очередь вон там, — теперь появилась еще и рука, которая махнула, указывая направление.

Он послушно встал и посмотрел в указанную сторону. Очередь там и правда была. Раньше он никогда не видел никаких очередей, в этом он был уверен. Но, даже принимая это во внимание, он все равно сразу же понял, что очередь перед ним очень странная.

Он отряхнул мокрые от росы штаны и пошел в сторону скопления разнообразных существ, выстроившихся в неровную линию вдоль деревянного частокола, украшенного светильниками из черепов.

Большинство существ в очереди напоминали людей, но не все. Например, трое в самом конце определенно больше походили на чертей или демонов: кожа у них была синяя, а клыки торчали изо рта сантиметров на десять. Еще в очереди стоял конь, маленький, белый и очень мокрый — вода ручьями текла по его гриве и хвосту. Встречались и другие странные создания, например, зверь, покрытый чешуей, с раздвоенными копытами и рогатой головой, похожей на драконью.

Он подошел к очереди и в растерянности застыл на месте.

— Эй, чего стоишь в стороне, — вдруг окликнул его один из синих чертей, — вставай за нами, пока тебя не опередили!

Он не стал спорить и встал.

— Простите, — спросил он одного из чертей, — а за чем стоим?

Черт посмотрел на него, как на безумца:

— Ты что, дурак? За тем же, что и остальные!

Это ему не очень помогло. За чем стоят остальные, он не знал. Но, кроме как стоять в очереди, здесь делать было абсолютно нечего — пространство было окружено забором, единственные ворота закрыты, рядом нет никого, кто мог бы их открыть. В дальнем конце стояло здание, двери которого были открыты, и как раз туда и вела очередь. Так что, если у него и была возможность убраться из этого места, то только через двери. А значит, нужно было стоять вместе со всеми.

Очередь продвигалась медленно. Раз в полчаса кто-нибудь заходил внутрь. Он сосчитал всех, кто стоял перед ним — их оказалось 27. Значит, ждать ему оставалось еще часов тринадцать.

Время тянулось медленно, так что, за неимением лучших развлечений, он начал вспоминать. Надо заметить, что давалось это ему с трудом.

О себе он знал только имя — Баборбэнь, да помнил, что когда-то у него был любимый дедушка, обладавший магическими способностями. Из этого он сделал вывод, что и сам может оказаться колдуном. Оставалось понять, как это выяснить, если ничего не помнишь. Имя дедушки от него ускользало, хотя, оно, кажется, тоже начиналось на «б», и еще там была буква «р». И, может быть даже, буква «а». Больше ничего он не помнил. Ни как попал сюда, ни кто он такой. Хотя, было ясно — место, где он жил раньше, должно было разительно отличаться от двора с очередью. Все здесь ему казалось странным. Даже собственное тело, и то было каким-то не таким. Вокруг было слишком сухо, никто не проносился стремительно мимо. И совсем не было водорослей. Он был уверен — водоросли обязательно должны быть!

Простояв час-другой и выжав из своей памяти все, что только можно, он решил завести разговор. Черти мирно уснули, сбившись в кучу у забора, их Баборбэнь решил не будить. Они не казались ему симпатичными. Сразу перед ними стоял мужчина вполне приличного вида, в черном пиджаке и белой рубашке.

— Простите, — обратился к нему Баборбэнь, — а за чем очередь?

— За пищей духовной, — с пиететом сказал мужчина.

Баборбэнь обрадовался — признаться, он давно уже хотел есть. Правда, было не совсем ясно, что подразумевается под духовной пищей — их будут кормить монахами?

— И когда есть дадут? — оживляясь, спросил он.

— Что? — не понял мужчина.

— Ну, когда время приема духовной пищи?

— Так это будет не здесь, а в Городе, — произнес мужчина. Слово «город» он выделил интонацией так, что стало понятно — это место особенное.

— Где? — переспросил Барборбэнь.

— В Городе. Город, понимаешь? — мужчина мечтательно вздохнул: — Ах, наконец-то мои стихи оценят! Я так ждал этого дня! Неблагодарные скоты, интересующиеся только политикой и женщинами, среди которых я вырос… Нет, им такого не понять! Им не оценить мой талант! Но ничего, в Городе все изменится, там меня признают… — голос мужчины все стихал и вскоре он уже неразборчиво бормотал себе под нос.