Вячеслав Шалыгин - Время Зверя

Воробьи между тем продолжали сидеть неподвижно, а шофер то и дело посматривал на них в зеркало, словно опасался, что может задеть птиц затылком или фуражкой.

Я взглянул на восток и рассмотрел за горизонтом, в сотне километров от города, сплошную стену огня и густого белого дыма. Деревья стонали, теряя листву, кору и задыхаясь без соков земли. Сама земля трескалась от жара и тонула под слоем бездушного пепла. Животных и птиц поблизости не было уже давно. Они бежали, огибая город по широким дугам и тщательно избегая встреч с людьми.

Мысли Огня были, как всегда, сумбурны, но очень просты, а потому понятны. Он был голоден и храбр. Его сила достигла своего пика, и теперь ему было уже не важно, сырыми или сухими ветками и травой собирались откупиться от него Лес и Степь. Он несся со скоростью товарного поезда, постукивая лопнувшей корой деревьев и выстреливая крупными искрами на многие метры вверх. Густой дым застилал испуганное Небо и кружил в издевательской мазурке под крыльями растерянного Ветра. Мой невесомый приятель, в конце концов, впитал в себя безумие бушующего процесса всеобщего окисления и принялся раздувать Огонь, приговаривая, что это «очень веселая игра». Его временное расстройство психики мне не понравилось даже более, чем факт обширного лесного пожара в мою честь.

А ещё мне не нравилось, что животные мигрировали спокойно и грамотно, отнюдь не так, как можно было ожидать от напуганного огнем зверья.

— Что они задумали? — прервала мои наблюдения Надежда. — Хотят нас образумить?

— Скорее пристыдить, — я усмехнулся, — словно не знают, кто мы такие и насколько нам плевать на судьбу всех покрывающих планету лесов…

— Возможно, они рассчитывают на человеческие слабости наших новых тел, — предположила Надежда, — сострадание, любовь, совесть…

— Вряд ли можно перевоспитать хулигана, надев на него смокинг, — возразил я.

— Я-то с тобой согласна, — Она кивнула, — но у безликих на этот счет может быть своя теория.

— Нет, скорее всего они заметили изменения в нас ещё до наказания, ведь мы научились созидать до ссылки, в своем настоящем облике…

— Тогда дело плохо, — Надежда приняла нормальный вид и задумчиво провела алмазным когтем по боковому стеклу, разрезая его пополам. — Я уверена, что мы нужны им не для дела. Раз мы начали прогрессировать, безликие уже не могут нам полностью доверять и использовать в своих тайных делах, следовательно, мы становимся обузой, и нас следует убрать…

— Ты не договариваешь, — сказал я и покачал головой.

— Возможно, — согласилась она, — только если я договорю, это может исполниться, я чувствую настроение произнести Слово.

— Не надо, — я рассмеялся. — В таком настроении лучше заниматься любовью, а не говорить лишнее. У крылатых есть гораздо более важный мотив, чем простое неумение разрывать спираль. Я в этом почему-то уверен. Проклятая амнезия не дает мне понять ход их мыслей до конца, но я найду ответ и на этот, и на множество других вопросов. Я предельно упрям, даже когда цель всего лишь маячит на горизонте…

— И скромен, — заметила Она.

— И это тоже, — смеясь, согласился я. — Но даже если воспользоваться теми крохами знаний, что у нас имеются, намерения безликих становятся не такими уж размытыми. Ты же хотела сказать, что крылатые считают нас даже не обузой, а потенциальными конкурентами, причем весьма серьезными и сильными, а значит, хотят разделаться с нами раз и навсегда. При условии, что мы десятикратно сильнее любого из них — они будут действовать осторожно и хитро, но не успокоятся, пока мы не погибнем. Так?

— Да, — Она оскалилась и глухо зарычала.

— Я думаю, что нам не стоит сердиться, — спокойно заметил я, продолжая оставаться в человеческом облике, — безликие совершили серьезную ошибку, и они за неё поплатятся. Здесь, на планете, мы для них слишком сильные противники. У нас неисчислимая армия, а на стороне крылатых только верующие ортодоксальных религиозных течений. Но главное — мы знаем Слова и видим суть вещей…

— Они видят суть получше нас, но в целом ты прав, — согласилась Она, снова превращаясь в белокурую Надежду. — А ещё на нашей стороне справедливое чувство самосохранения.

— Инстинкт самосохранения, — поправил я.

— Чувство, — упрямо ответила Надежда. Я пожал плечами и отпустил воробьев на свободу. Чувство или инстинкт — семантика. Главное, что мы не были связаны никакими правилами или нормами. Только логика и здравый смысл. Плюс сила и звериная отвага…

К свалке мы подъехали как раз в тот момент, когда бригада бульдозеристов второй смены передавала трудовую эстафету третьей. Пять десятков желтых машин успели расчистить строительную площадку и подъезды к будущей фабрике всего за два дня. Впрочем, с таким оснащением и за те деньги, что я им платил, это было даже медленно. Хотя горы мусора, сдвинутого с вековых мест залегания, в высоту могли сравниться с девятиэтажным домом.

— Мы дадим людям деньги, работу и чистоту, — сказал я, указывая на картину грандиозной подготовки к строительству, — после этого они пойдут за нами против кого угодно…

— Только ни на секунду не забывай, что в их сказках ты отрицательный герой, — предупредила Надежда, — а безликие как раз наоборот…

— В данной ситуации я реален, а они нет. И пока так будет продолжаться, я завоюю поддержку всех людей, а о крылатых просто забудут или того хуже — припишут им все то, что пока числится за мной. Человечеству совершать такие подвиги, по-моему, даже в удовольствие.

— А если безликие тоже сойдут с пружины?

— Тогда люди увидят их лица, — я ухмыльнулся, — и неизвестно чем обернется такое откровение. Одно дело — наблюдать из-за кулис, как обманом присвоенная тобой религия работает на твой авторитет, а другое — доказать, что ты действительно тот самый ангел. Ты бы на их месте стала рисковать?

— Возможно, нет, но, в крайнем случае…

— Да что гадать? Посмотрим…

Я вышел из машины и внимательно оглядел раскинувшееся вокруг изобилие. Мусор кишел жизнью примитивной, но весьма разнообразной. Кроме того, здесь были представлены все известные химические элементы и соединения. В общем, я увидел именно то, что мне было нужно. Для пробы я слил воедино пару кусков каких-то радиотехнических останков и передвинул несколько электронов с орбиты на орбиту. Получилось вполне сносно. Я наклонился и поднял образовавшийся кусочек золота. Он был горячим и темным. Стоявший неподалеку в ожидании ценных указаний прораб негромко охнул и нечленораздельно выругался. Я бросил ему свежеиспеченную драгоценность и приказал:

— Пока молчи.

Прораб алчно закивал и спрятал золото в карман. Взгляд его, между тем, интенсивно забегал по россыпям мусора в надежде на такую же удивительную удачу. Я рассмотрел сквозь отбросы в глубине ближайшей кучи приличный кусок аккумуляторной батареи и превратил его в самородок самых невероятных размеров. Чем помог прорабу чуть позже углубиться в мутные воды зарождающихся иллюзий…