Вячеслав Шалыгин - Время Зверя

Тот, кто желает найти свой путь, должен быть крайне осторожен, — пожилой священник строго взглянул на собеседника. — Ошибки человека, облеченного доверием многих людей, могут вылиться в деяние, неугодное Всевышнему…

— Я не мог ошибиться, отец Петр, — возразил молодой коллега. — Я видел его собственными глазами!

— Ты утверждаешь, что Создатель открыл одну из величайших тайн мироздания и явил твоим глазам образ ангела? — Старик в сомнении погладил окладистую бороду. — Чем ты заслужил такую честь, Павел? Долгим покаянием и неустанными молитвами, или ты… впал в грех?

— Я не принимаю наркотики, — чуть улыбнувшись, ответил собеседник. — Все произошло на самом деле.

— И это видение открыло тебе истинный путь? — качая головой, спросил священник.

— Это реальное, осязаемое существо указало мне путь, — исправил его Павел. — Кроме меня, его наблюдали не меньше сотни воинов, разве это не доказательство? Надеюсь, вы не станете богохульствовать, утверждая, что это была массовая галлюцинация?

— Ты брал в руки оружие? — неожиданно спросил отец Петр.

— Мне приходилось это делать, — согласился молодой'. — На войне заслуживает доверия лишь тот, кто проходит путь простого солдата от начала до конца. Но я не стрелял…

— Даже когда это требовалось для спасения жизни?

— Я помню о спасении своей души, — немного обиженно ответил Павел.

— Я говорю о жизнях твоих соратников, — уточнил пожилой священник. — Защита Родины и друзей — дело благое…

— Я наблюдал и подсказывал им… расположение целей, — признался собеседник.

— Возможно, я действительно ничего не понимаю в нынешней жизни, — старик тяжело вздохнул, — если ангелы являются к тем, кто обагряет свои руки кровью…

— Он сказал мне, что воины, умирающие за Родину, достойны искупления, — возразил Павел. — А ещё он сказал, что моя церковь станет Очагом Истины. Мои прихожане, в основной массе — воины, сделают эту страну совсем другой. Она станет богатой, процветающей и безопасной. Мы принесем Слово Истины во власть, армию и народ, мы прекратим наконец разрушительные преобразования и постепенно выведем державу из хаоса. Я уверен в этом, потому что люди, видевшие и слышавшие высшее существо, вернулись с войны в полном здравии и некоторые из них стали не простыми обывателями, а влиятельными фигурами в высших эшелонах власти и военной элите. Мы уже представляем реальную силу, а когда наш вариант Учения распространится в полной мере во всех слоях общества, мы поднимем Родину с колен!

— Мне горько об этом говорить, но у тебя никогда не будет своего прихода, — качая головой, ответил отец Петр. — Я не допущу, чтобы на моих глазах прорастали семена экстремистской секты! Твой Очаг Истины не более чем сборище еретиков и заблудших душ. Вернувшись с войны телом, ты и твои последователи остались на ней душой. Но вечно не длится ни один, даже самый тяжелый, бой. Нет, доверить приход я тебе не могу…

— Вырешили это окончательно? — Павел прищурился, чтобы скрыть вспыхнувшие в глазах гневные огоньки.

— Да, — старик вновь вздохнул и развел руками.

— В таком случае, я воспользуюсь вашим, — недобро улыбаясь, заявил молодой священник и взмахнул рукой.

В комнату тотчас вошли несколько крепких парней. Все они были одеты в черные плащи, а в руках держали короткие многозарядные ружья. Один из них приблизился к столу, за которым проходила беседа, и поставил перед священниками небольшой чемоданчик.

— Все эти люди готовы умереть за свою веру, — сказал Павел, открывая кейс. — А готовы ли сделать то же самое вы, отец Петр?

— Ты будешь гореть в аду, — побледневшими губами прошептал старик, глядя, как собеседник набирает в шприц какую-то жидкость.

— Это не вам решать, — уверенно ответил Павел и кивнул подручным…

— Я не позволю изгнать Творца! — Шерсть на моем загривке поднялась дыбом, а пасть оскалилась двумя рядами белоснежных клыков. — Вы заплатите за свое предательство жизнью!

— Ты слабеешь, Зверь! — зловеще заявил первый из пяти закованных в сверкающие доспехи всадников.

Я попытался ударить воина рукой, но мои когти скользнули по его щиту, не оставив на металле и царапины. Я взревел и бросился под ноги коню, но умное животное вовремя отскочило в сторону, и я растянулся на поверхности витка в полный рост. Всадник заставил коня подняться на дыбы и ударить копытом точно в мой затылок. Перед моими глазами поплыли разноцветные круги, но силы ещё не совсем оставили тело, и я снова поднялся на ноги. Ситуация была скверной, и усугублялась она тем, что в моей гвардии не осталось почти ни одного боеспособного воина. Наиболее отважные псы были убиты, а те, что выжили, теперь либо обессилели от ран, либо трусливо жались к ногам стоящих в стороне Равных. Двенадцать крылатых существ сложили свои мечи ещё в самом начале штурма Обители. Я не хотел обвинять их в малодушии, ведь здесь, на спирали, конные стражи были слишком сильными противниками даже для меня, но все же предательство крылатых меня расстраивало. В этой схватке на кон было поставлено само существование нашего мира, и, предавая меня, они в большей степени вредили самим себе…

В отличие от Равных, всадники вели себя бесстрашно, потому что хорошо продумали и спланировали все свои действия. Они заранее заперли в подвалах отступников, запугали членов Совета, уничтожили все кратчайшие пути к Обители и напали на меня, когда я этого не ожидал. Будь мы на планете, я сумел бы справиться с этими существами, но здесь наши индивидуальные силы были равны, а значит, все решал чисто количественный перевес. К тому же стражи обладали способностью внушать мне страх и усталость. Те самые чувства, которых я не ведал, если поблизости не было этих тварей. Я слабел, понимая, что проигрываю, и даже близость Обители уже не могла придать мне бодрости и веры в успех. Я защищал её скорее рефлекторно. Там больше не было Творца. Я не заметил, как он ушел, но чувствовал, что его там больше нет. Стражи заставили его уйти куда-то за край мироздания, и теперь мне предстояло сделать выбор: либо тоже отправиться в небытие, либо сдаться…

— Ты защищаешь пустоту, — негромко подтвердил мои опасения второй всадник. — Вспомни, разве такой была обитель при Творце?

Я невольно оглянулся и увидел, что позади меня действительно нет ничего, кроме пустоты. Спираль обрывалась, а за её неровным краем простиралась Бездна.

— Я не помню, — неожиданно для самого себя произнес я.

Мне стало страшно. Я действительно не помнил примерно половины из своей прошлой жизни.