Kagami - Лики зазеркалья

Я ничего не сказала. Я просто уткнулось носом ему в грудь, изо всех сил стараясь не разреветься. Так мы и стояли, обнявшись, и он гладил меня по голове, пока я не успокоилась.

— Я никуда тебя не отпущу, — я твердо посмотрела ему в глаза, — Что бы ни случилось.

Было около восьми, когда мы подошли к моему дому. Я все же считала себя обязанной выгулять собак. Я задрала голову и увидела, что в наших окнах горит свет. Предки уже вернулись из клиники.

— У нас все дома, — констатировала я, — Пошли, Грэм, я познакомлю тебя с родителями.

Но он вдруг вырвал руку, которую я держала в своей, и застыл.

— Грэм?

— Прости, Елена, я не могу.

— В чем дело, Грэм?

— Не сейчас! Я пока не готов…

В следующее мгновение он исчез. Спустя пару секунд я даже уже не слышала топота его ног.

— Я пришла, — крикнула я, открывая дверь своим ключом.

Н кухне горел свет, родители ужинали, но на мое появление отреагировали с не малым энтузиазмом.

— Ну, как погуляла? — в прихожую вылетела мама.

— Отлично, — улыбнулась я, и перевела взгляд на отца, который вышел следом за мамой, — Привет, папа!

Наверное, всех изменений в его лице заметить просто было невозможно. Из добродушно-веселого оно превратилось в…

— Ната, оставь нас, — произнес он ледяным голосом.

— В чем дело? — растерянно спросила мама.

— Нам с Аленой надо поговорить.

Отец оттеснил меня в мою комнату, а я лихорадочно пыталась понять, что такого он мог во мне заметить, чтобы так озвереть. Таким я его никогда не видела. Ну, целовалась я прошлой ночью, ну и что?! На мне же не написано! И вообще, это не его дело!

Он закрыл за собой дверь моей комнаты, а я ждала, что он мне сейчас предъявит. Я не чувствовала себя виноватой ни в чем, и от этого его агрессия казалась еще более нелепой. Но тут он сказал такое…

— Алена, это Грэм?

— Что?!

— Это Грэм помог тебе обернуться? Ты была волком, Алена?

— Волчицей, — поправила я и снова почувствовала безумную Луну над головой, снег, лес… И бег из ниоткуда в никуда, просто потому, что это так прекрасно, быть волчицей… — Откуда ты знаешь?!

— Где Грэм, Алена?

Нет! Не отдам! Мой!

— Зачем тебе? — презрение в моем голосе — презрение волчицы, снизошедшей до человека.

— Он должен вернуться домой. Он принадлежит не тебе, Алена. Он принадлежит своему миру.

Мы проговорили почти два часа. Точнее, говорил, в основном, отец. Не знаю, как у него хватило терпения достучаться до меня. Я слышала только одно: я больше никогда не увижу Грэма. И никогда снова не стану волчицей. Я знала, что для меня важнее, но отказаться хоть от чего-нибудь было выше моих сил. Мне казалось, отец предал меня. Всю жизнь он подозревал, что в нем течет кровь оборотня, но только с помощью Грэма мог это доказать.

— Поэтому ты искал его?

— Нет, Алена. Я искал его не поэтому. Я искал его потому, что меня попросили. Грэм уникален. Он — трансформатор — тот, кто помогает маленьким оборотням совершить первое превращение. У вервольфов, кроме него, есть только его больная мать. Если он не вернется, очень скоро их клан перестанет существовать.

Это меня и добило. "У меня есть дар, Елена. Дар вести по пути превращения в волка. Ты пойдешь за мной?". И я пошла. И никогда об этом не пожалею. А сколько пойти не смогут? Сколько не узнают свободу бега под луной, свободу быть волком?

— Ты знаешь, где он сейчас?

— Догадываюсь.

— Надеюсь, ты понимаешь, что должна сделать.

"Не сейчас! Я пока не готов"… Он знал. Знал кто мой отец. И знал, что должен будет уйти. "Я, правда, не знаю, как мне жить в мире, в котором не будет тебя". Я тоже не знаю, Грэм. Я не знаю, как буду жить без тебя в этом мире. Но тебе придется уйти. Я не могу допустить, чтобы вольное племя ночных охотников исчезло навсегда. А еще я никогда не подойду к черному ходу в клинике. Я не смогу снова увидеть тебя волком, сама оставаясь человеком. Не приходи туда, Грэм. Забудь. Хватит и того, что я забыть не смогу.

Когда я набирала номер Кирилла, мне было плохо, как никогда в жизни.

— Привет!

— Алена? Что-то случилось?

— Нет, Кирилл. Все в порядке. Грэм у тебя?

— Да.

— Позови его.

— Алена?

— Позови его, Кирилл.

— Я не могу. Он — волк.

— Ладно. Тогда передай, что мой отец хочет видеть его немедленно.

— Алена, что случилось?

— Ничего невозможного, Кирилл, — наверное, мой смешок еще страшнее, чем если бы я резала себе глотку, — Мой отец хочет видеть его, чтобы переправить в родной мир.

— Алена!

Я отключила телефон. Нет! Нет! Нет! Я не хочу слышать в его голосе ни сочувствия, ни насмешки, ни торжества победителя! Нет!

— Он скоро будет здесь, — сообщила я отцу — А теперь уходи.

— Алена…

— Уходи. Скажи ему, что я желаю счастья и процветания его народу. И что я не хочу больше его видеть.

— Алена…

— Уходи, папа.

Дверь в свою комнату я заперла на задвижку. Я не плакала. Никогда не думала, что может быть такое черное, начисто лишенное каких-либо других эмоций, отчаянье. Краем уха я слышала, как он пришел, как отец увел его на кухню. Я разрывалась между желанием увидеть его еще хотя бы раз и ужасом заново пережить осознание расставания. Я не вышла.

— Елена…

И не ответила.

— Только скажи, и я останусь. Твой отец не может заставить меня уйти.

Нет. Не искушай! Все равно не скажу. Не посмею.

Молчание длилось долго. Я даже подумала, что он ушел.

— Я все равно вернусь за тобой. Чего бы мне это ни стоило. Я найду способ. Жди меня, Елена.

Как будто я смогла бы жить иначе. Или поверить в то, что это правда.

Смотритель Гектор.

Я чувствую, что Грэм вернулся, и выхожу в коридор. Даже не взглянув на меня, волк тенью скользит в гостевую комнату. Все, не могу больше. Нужно что-то делать. Я просто обязан как-то достучаться до него. Невозможно жить с таким отчаяньем в сердце. Даже меня оно разрывает на части, что же говорить о самом оборотне.

— Грэм, — я без стука вхожу в апартаменты.

Он заканчивает одеваться. На меня он не смотрит и делает вид, что не замечает моего присутствия.

— Хватит, Грэм, давай поговорим.

— Не сейчас.

— Я это уже слышал.

— Уйди, Гектор.

— Нет.

— Гектор…

— Нет, Грэм, я не уйду.

С минуту он сверлит меня взглядом, но, видно его собственная боль слишком хорошо отражается в моих глазах, и он сдается.

— Хорошо…, - он отворачивается, — О чем ты хочешь поговорить со мной?

Деланное равнодушие в его голосе не может меня обмануть.

— О том, что произошло там.

— Нет.

— Да.

С тех пор, как Грэм вышел из комнаты лекаря, прошло два месяца. Тогда я сразу сообщил леди Рисс о его возвращении, и на следующий же день парня забрали. Уже тогда я почувствовал неладное. Собственно, то, что он будет неадекватен, ожидалось. Грэм провел в чужом мире один из самых важных периодов становления личности оборотня. Наследственная память начинает работать, накладываясь на личностное восприятие мира, многовековой опыт вида спаивается с получаемой органами чувств информацией, отождествляя их друг с другом. Но у Грэма наследственная память вошла в конфликт с нездешней реальностью.