Веда Корнилова - Эрбат. Пленники дорог

Кисс продолжал бредить. Вслушивалась в его бессвязные слова… Больше половины из того, что он говорит, я не понимаю. Интересно, сколько языков он знает? Я, конечно, не знаток, но и то уловила, по меньшей мере, три разных иноземных наречия. Может, их было и больше, да мне было как-то не до того, чтоб заниматься их подсчетом. Оторвав от его одежды кусок ткани, несколько раз спускалась к реке, и затем прикладывала мокрую тряпку к его лбу. Правда, надолго этого не хватало — влага быстро высыхала на горячем лице Кисса.

Не знаю, сколько прошло времени. Может, час, а может, и больше… Только вдруг горячечный голос Кисса оборвался на полуслове. Хотя его продолжала бить дрожь, его тело вытянулось, пальцы на руках скрючились и не хотели разжиматься… Не стоит себя обманывать, Кисс вряд ли поправиться. Я уже видела в поселке пару раз нечто подобное… Обычно это было предвестником того, что человеку уже не жить… Как сказала бы Марида, здесь сделать уже ничего нельзя. Ну, почти ничего…

О, Пресветлые Небеса, как мне поступить? Не надо быть прорицательницей, чтоб понять: Кисс, как говорят у нас в поселке, отходит… Вопрос: что мне сейчас делать? Легче всего махнуть рукой — он мне не брат, не друг, не родственник, на его усатую физиономию мне лишний раз даже смотреть не хочется! Предоставить решать его жизнь и судьбу Высоким Небесам? С одной стороны, это самое правильное решение — положиться на волю Пресветлых Небес. А с другой стороны… Если бы не Кисс, то меня стражники еще б в застенке прибили, когда я голову принцу Паукейну свернула… И совсем недавно, на судне… Без его помощи мне бы оттуда никогда не выбраться. Ох, были бы у меня под рукой хоть какие из нужных трав!.. Хотя не стоит себя обманывать — с серой лихорадкой они справляются не всегда… Да что сейчас думать о травах, которых нет! У меня и без того времени запасе осталось совсем немного.

Как не хочется, Всеблагой, как же мне не хочется вновь делать переклад! Почему это опять на мою голову?! Я что, подряжалась чужие жизни спасать?! Да зачем мне все это нужно?! Но глядя на тело человека, которого била дрожь, на его потрескавшиеся губы и скрюченные руки, я осознавала, что мне надо что-то предпринять, причем с этим следует поторапливаться. Кисс в себя уже не придет… Пусть мы с ним не друзья, и, очевидно, никогда ими не будем, да и не нужен мне такой приятель, но оставлять человека умирать, осознавая, что могу попытаться его спасти, я точно не могу…

Ладно… Но за переклад надо платить, и платить немало. А у нас карманы пустые. У меня, во всяком случае. Что у меня имеется в наличии? Ну, браслет я никому не отдам, пусть на это никто не рассчитывает, да и не видно его под длинным рукавом. Мой ненаглядный браслет и на судне не заметили, когда нас приковывали — я его еще в тюрьме надела высоко на руку, чуть ли не под самый локоть. Правда, у меня есть серьги. Еще в Стольграде, когда мы собрались идти во дворец Правителя, Дан настойчиво уговаривал меня взять себе хоть что-то из груды драгоценностей, любое, что мне понравится, на выбор. Ему, видите ли, хотелось сделать мне хотя бы небольшой подарок! Я, хоть и стеснялась, но там, конечно, покопалась, и приглядела себе сережки из тех, что внешне были поскромней. Они хоть и выглядели простенько, но бриллианты в них были очень даже немаленькие. Больше я ничего брать не стала, как ребята меня не уговаривали взять себе еще хоть что — либо. Уж очень все там было яркое, броское, красивое, затейливое… Такое не про мою честь. Кстати, тогда же я нашла в той груде золота еще и с десяток украшений, изготовленных великим мастером Тайсс — Леном. Изделия были — само совершенство! Естественно, мне даже в голову не пришло взять себе хоть что-либо из этих изумительных вещей. Как бы хорошо я не относилась к Дану, но позволить себе забрать у него одно из этих произведений искусства я не могу. Рука не поднимется лишить хозяина изделий такой красоты и ценности…

Так вот, они, эти выбранные сережки все еще были при мне. Их и в тюрьме не тронули. Впрочем, пусть бы попробовали!.. Эх, усмехнулась я про себя, знала бы, что у меня появится такая нужда, то, как новогодняя елка, навешала бы на себя из той кучи золота все, что только можно, причем именно из того, что блестит поярче… Так что сережки — это единственное, что я могу дать от себя как плату за переклад.

Теперь посмотрим, Кисс, что у тебя имеется, чем ты богат… Хотя, после тюрьмы с обысками, сомневаюсь, что при тебе может отыскаться что — либо ценное.

Вот тут я ошиблась. В кармане Кисса помимо всякого мелкого хлама вроде непонятных стекляшек и прочей ерунды нашелся кошель с деньгами. Интересно, почему его еще в тюрьме не отобрали? По идее, стражники должны были это сделать сразу же, как только его схватили у городских ворот… А впрочем, мне остается только порадоваться подобным непоняткам. В довольно туго набитом кошеле оказалось десятка полтора золотых монет, по горсти же серебряных и медных, пара каких-то недорогих золотых побрякушек. Золото забрала, а все остальное ссыпала назад — ни серебро, ни медь здесь не годятся. Только все равно, этого золота, что я выгребла, маловато для платы за переклад…

Я еще в застенке обратила внимание крепкий шнурок на шее Кисса. А на шее люди обычно носят или что-то очень ценное, или оберег… Так, поглядим… Сняла с мокрой шеи Кисса небольшой кожаный мешочек. Тяжелый… Очень надеюсь, там находится нечто такое, чем можно заплатить за переклад.

Однако… Меньше всего я ожидала увидеть такое! Из мешочка на мою ладонь выпали две деревянные фигурки. Донн-ди, старинный оберег, который родители вешают на шею подрастающим детям. Старый обычай, пришедший с прадедовских времен. Однако у нас редко можно встретить человека, который носит при себе донн-ди. Так получилось, он не очень привился, этот северный оберег, в нашей стране… А вот в Валниене, в стране, примыкающей к нам с севера, такой оберег вешают на шею почти каждому ребенку. Этот обычай у них держится крепко. Считается, что он силой родительской любви и заботы оберегает детей всю их последующую жизнь. Из себя оберег представляет две небольшие человеческие фигурки, выточенные из дерева, и полые внутри, причем одна из фигурок — длинная и узкая, а другая — низенькая и широкая. Обычно внутрь фигурок заливается наговоренный родителями воск, или что еще из того, что отец и мать пожелают дать своим детям, как благословение на жизнь. После этого фигурки скрепляются между собой, и носятся постоянно в таких вот кожаных мешочках, как у Кисса. Однако редко у кого фигурки доживают до взросления того, кому их изготавливали родители. Все мы люди, и можем сами не желая того обронить, поломать, невесть где потерять фигурку… А если постоянно носить деревянные фигурки при себе, то они рано или поздно, но повредятся… Именно потому донн-ди редко можно встретить у взрослого человека. Фигурки, если можно так выразиться, просто не доживают до того времени, как их владелец войдет в возраст. Возможно, именно поэтому к подобным оберегам, находящимся при своем владельце долгие годы, и отношение других людей было чуть ли не опасливое: обидь владельца такой фигурки, и неизвестно, что за подобное произойдет уже с тобой… Падет на твою голову родительская кара, оберегающая обиженного человека с детства — и тогда уже обидчику мало не покажется! Это не просто слова для острастки: примеров тому было — не счесть!.. Чужие фигурки донн-ди даже просто брать в руки решался далеко не каждый, пусть даже к темной магии они не имели никакого отношения…