Веда Корнилова - Перстень Сварга

- Итак, я снова спрашиваю: ты признаешь себя виновной?

Голос судьи был холоден и лишен каких-либо эмоций - да и как прикажете обращаться к той, которая уже второй раз обвиняется в довольно серьезном преступлении? А нежелание подсудимой признавать объективные факты и ее непонятное упорство раздражало судью все больше и больше. К тому же на сегодня у судьи это уже третье рассматриваемое дело, впереди ждут еще два, а эта бессовестная по-прежнему тянет время, да еще и имеет наглость отрицать очевидное!

Молодая женщина, стоявшая перед судьей, пыталась выглядеть спокойной, но это у нее плохо получалось. Бледная, с красными пятнами на щеках и скулах… Судья привычно отметил про себя: подобные особы или сразу же соглашаются с предъявленным обвинением, или же до конца стоят на своем. Что касается именно этой обвиняемой, то она, кажется, решила до упора отрицать свою вину, несмотря ни на какие доказательства. Зря: в деле и так все предельно ясно, и ненужные запирательства могут только ухудшить ее и без того невеселое положение.

- Нет! - голос молодой женщины подрагивал от волнения. - Нет! Я не воровка, и я ничего не крала! Это оговор!

- Олея, ты отрицаешь очевидное, и это несмотря на то, что нам рассказали свидетели? А как насчет украденной броши, найденной в твоей шкатулке?

- Мне ее подбросили!.. Повторяю: я ничего не крала! У меня нет привычки брать чужое!

- Достаточно лжи! - судья осмотрел зал, битком набитый людьми - ну да, сегодня же воскресный день, у многих есть свободное время, вот и идут сюда, как на развлечение, чтоб посмотреть и послушать, как судят других… - На твоем счету это уже вторая доказанная кража, и неизвестно, сколько у тебя их было еще! Тем не менее, ты упорно твердишь, что тебя оболгали! Н-да, глядя на некоторых, казалось бы, честных и порядочных женщин, невольно думаешь о том, насколько может быть обманчива внешность! Я бы мог понять твой проступок, если б на этом месте стояла женщина из бедной или нищей семьи, где нечем накормить голодных детей, но в твоем случае…

- Я ничего не крала…

- Хватит! - ударил судья ладонью по столу. - Хватит испытывать мое терпение!

- Я ничего не…

- Господин судья! - раздался в зале мужской голос. Олея даже не стала оборачиваться, этот голос она знала прекрасно - Серио, дорогой муж… Только что он громогласно и с горечью поведал всем о склочном характере своей жены, о ее склонности к лжи и воровству, и при том умолял судью дать ему возможность решить дело миром - деньги, мол, могут сгладить многое, и отныне он будет строго следить за женой, в корне пресекая все ее дурные наклонности, которых, увы, не счесть… - Господин судья! Я вновь прошу вас позволить мне уладить этот неприятный вопрос мирным путем!

- Да, у многих есть привычка ставить золото впереди закона… - скривился судья. - Тем не менее, я должен спросить у пострадавшей стороны: как вы относитесь к подобному предложению?

- Мы не возражаем! - это уже Сизар подал голос. На этого человека у молодой женщины не было никаких обид: все же он, и верно, в этом деле пострадавший - что ни говори, а украденная брошь стоила недешево… - Не возражаем! Если, конечно, сойдемся в сумме… Господин Серио уже обращался к нам с этим предложением.

- Подойдите ко мне! - скомандовал судья. - Оба!

Молодая женщина по-прежнему стола лицом к судье, и видела, как к столу, покрытому зеленым сукном, подошли двое: высокий представительный мужчина - Серио, ее любимый муж, и дородный здоровяк - Сизар, пострадавшая сторона. Что-то обсуждают вполголоса, наверное, решают, сколько должен будет уплатить Серио за то, чтоб освободили его жену…

Олея смотрела на них, и никак не могла понять, отчего она не кричит от возмущения, не пытается доказать свою невиновность? Впрочем, это бесполезно - она уже не раз пыталась рассказать всем правду, только ничего из этого не вышло.

И вот сейчас, стоя под насмешливо-презрительными взглядами людей, заполнившими весь большой зал и смотрящими на ее позор, Олея считала даже не минуты, а медленно текущие мгновения. Она понимала, что сейчас в глазах всех - ремесленников, мастеровых, приказчиков, или просто любопытствующих - в их глазах она уже преступница. Уж если это прилюдно подтвердил даже ее муж… Все оправдания молодой женщины лишний раз выставляли ее лгуньей и воровкой, а рассказ о произошедшем выглядел крайне неубедительно, и даже более того - попыткой свалить свою вину на плечи совсем юной девушки! Да уж, милый и кроткий ребеночек! Очень хочется, чтоб этой белобрысой дряни все аукнулось полной мерой! А про папашу, попустительствовавшему этому так называемому ребенку, лучше вообще не говорить…

Ну отчего у многих из присутствующих в зале есть привычка ходить сюда, словно на те представления, что показывают бродячие артисты на площади? Впрочем, сегодня выходной день, и оттого многие из людей, тяжело работающих всю неделю, в такие дни недолгого отдыха идут в суд, чтоб посмотреть на тех, кому приходится еще хуже, чем им. Хотя, говорят, есть такие любители, что ходят на каждое заседание суда и сидят тут чуть ли не до закрытия. Похоже, тем людям больше заняться нечем…

Особенно этим непонятным желанием совать свой нос в чужие дела грешат некоторые бабули - вон, и сейчас чуть ли не четверть зала такими востроухими старушками забита! Теперь произошедшее будет долго обсуждаться ими на скамеечках (во всяком случае, сегодня вечером у них будет тема для обсуждения). А если принять во внимание, что многие из этих любопытствующих бабулек уже глуховаты, то становится понятным, отчего в результате их разговоров по городу частенько расползались слухи, настолько отличающиеся от действительно происходившего в суде, что оставалось только диву даваться, как можно такое выдумать!

А что будут говорить насчет нее - об этом страшно даже подумать! Впрочем, об этом она узнает в самые ближайшие дни… Хотя и так все понято: дочь достойных и уважаемых родителей, замужняя женщина - и такое!.. Стыд и срам!

Быстрей бы все закончилось - вновь с тоской подумала Олея, а не то скоро она за себя уже не отвечает. Уж лучше в тюрьму, чем стоять вот так, перед всеми, будто облитая помоями. У каждого из нас есть предел терпения, и ее терпение приближается к тому моменту, когда человек может совершить непоправимую ошибку - недаром же она чувствует себя не просто грязной, а извалянной в грязи. И за что ей все это?!

Говорить или оправдываться больше не было ни сил, ни желания - перехватило горло, и стоявший там сухой ком не давал издать ни звука. Даже если бы даже она смогла заговорить, то все одно ее никто не стал бы слушать - по мнению почти всех присутствующих в этом зале она была виновна, и сомнений в этом не возникало почти ни у кого. Впрочем, и раньше никто не обращал внимания на ее слова и оправдания.