Веда Корнилова - Эрбат. Пленники дорог

Забравшись в свою комнату, я вытащила из кармана комочек. Это оказался туго свернутый в рулончик и перевязанный ниткой небольшой кусочек пергамента. Очевидно, записка. Разорвав нитку, я развернула сверточек. Лоскуток очень дорогой, тончайше выделанной кожи размером с мою ладонь был сплошь испещрен незнакомыми письменами. Вот досада, этот язык мне не знаком. А ведь почти наверняка, в этой записке кто-то молит о помощи или просит передать весточку родным. Так, надо вспомнить, кто из живущих в поселке знает несколько языков, а таких знатоков у нас в Большом Дворе имеется более чем достаточно.

В поселках при дороге люди с детства слышат самую разную речь, и поневоле учатся говорить с проезжающими. Пожалуй, только я одна просидела безвылазно дома многие годы, где от меня частенько не желали слышать ни слова даже на родной речи. Некоторые торговцы знают по пять, а то и по шесть языков — куда денешься, часто именно хорошее знание чужой речи необходимо в торговле. Если отнести такому толмачу этот кусочек пергамента, то мне почти наверняка помогут.

Тем не менее, рассматривая затейливую вязь букв на пергаменте, я не могла отделаться от впечатления, что передо мной находится что-то знакомое, причем воспоминания были далеко не самые приятные. Так-так, что же это было такое, виденное уже давно? Вертится в памяти нечто, да вот только не могу уловить, что именно. Мой взгляд упал на самый низ тонко выделанного лоскутка кожи, где обычно ставят подпись. Сложная завитушка с причудливыми петлями, отдаленно напоминающая птицу в полете… И тут же память мгновенно высветила сложные переплетения рисунка на бумаге, рассыпающиеся под пальцами серые нитки, ледяные снежные струи, добирающиеся, кажется, до самой глубины души, пустые глазницы страшных лиц… Отшвырнув в сторону пергамент, я шарахнулась к стенке, схватившись за испуганно застучавшее сердце. О, Великие Небеса, да за что же мне еще и это!?

Пергамент лежал посреди комнаты, свернувшись, как змея. Мне вновь стало страшно… Ну, и что мне с этой запиской делать? Никакого желания искать того, кто мог бы прочесть пергамент, у меня уже не было. Хотелось сунуть этот кусок кожи в печь и навсегда забыть о его существовании. Поискала глазами, чем бы его подцепить — не хотелось дотрагиваться руками. Снова перед глазами встала заметенная тропинка в лесу, призрачные фигуры вокруг… Не хочу даже вспоминать об этом! Пожалуй, пергамент следует немедленно сжечь и выкинуть из памяти, что он был когда-то у меня в руках! Так будет лучше и безопасней… Но стоящий перед глазами караван уходящих невольников, безысходность, витающая над оборванной толпой, перевесили желание избавиться от исписанного клочка кожи.

Поколебавшись, я все же подняла пергамент с пола, сложила его и сунула в карман. Ничего не поделаешь, снова придется идти к Мариде. Пусть она разбирается. Может, я и не права, но не исключаю, что это ее заморочки. Вот только с домашними делами разберусь.

Солнце клонилось к закату, когда, наконец, я управилась с самыми неотложными работами по дому. На все остальное махнула рукой — пусть Дая поработает. Иногда хоть что-то по хозяйству нужно делать и ей… Уже уходя, снова встретилась на кухне с нашим побитым красавчиком. Сокровище наворачивало сыр и окорок, при этом хлебая сметану за обе щеки прямо из горшка, и заедая все это свежим хлебом, а Дая, конечно, крутилась вокруг, угадывая малейшие капризы разлюбезного муженька. Кажется, она даже была довольна, что из-за синяка на лице и распухшего носа ее счастье ненаглядное осталось дома, а не пошло в очередной загул по постоялым дворам.

— Че сюда приперлась, стерва? — поприветствовал меня нежно любимый супруг Даи, бросая на пол обглоданную кость. Надо же, на чистом полу уже валялось несколько огрызков… О, Высокое Небо, ну когда же этот человек поймет, что в доме не стоит вести себя, как в грязном хлеву? А зятек продолжал. — Че приперлась, спрашиваю? Че, не видишь — я ем? Че, совсем ослепла, зараза? И че вырядилась? Думаешь, на тя хоть кто-то из мужиков поглядит? Ага, как же! Дураков нет! Был один, и тот поумнел!

Судя по всему, муженек сестрицы больше решил не церемониться со мной и не стесняться в выражениях. Кому другому подобные выражения я бы не спустила, но тут… Ладно, ради сестрицы потерпим его выходки.

— Куда ты собралась? — поинтересовалась сестрица.

— К Мариде схожу. С глазами у меня что-то совсем плохо стало. Может, отвар какой даст, или мазь посоветует.

— Пусть она лучше у тя башку пустую поглядит, — сыто рыгнул зятек, вытирая грязные руки о скатерть. — Может, велит ее с плеч снести. И раньше была дура, а сейчас, говорят, ты совсем сбрендила — целую толпу нищих голодранцев кормить вздумала. Че, денег лишних много развелось? Девать их не заешь куда? Мне с женой ломаную медяшку дать жалеешь, а другим золото раскидываешь! Жлобина! Дура! Зараза! Век бы тебя не видал!

— Послушай, радость моя — остановилась я на пороге. — Деньги в нашем доме зарабатываю лишь я одна, и, думаю, имею право распоряжаться ими так, как считаю нужным. А вас деньгами не балую оттого, что ты за один вечер на постоялых дворах проматываешь все, что вам выдается на месяц.

— Она считает! Ишь ты! Да кто ты такая? Никто! Зарабатываешь — и ладно, ты и должна работать, все одно больше ни на чо не годна! Токо потому тя здесь, дуру, и терплю! А я — мужик, и это я должен решать, куда деньги девать! Если я захочу, то и на постоялых дворах их оставлю! И никто мне в том не указ! А твое место — сидеть у печки, и не квакать! Работает она! Скажите! Она это работой называет! Иголкой в тряпку тыкает, да еще и золото за это обеими руками гребет! Любой так может!

— Что может любой? — усмехнулась я. — Так работать, или за свою работу столько получать? Или золото на постоялых дворах спускать, не считая?

— А че это ты рыло в сторону отводишь? — продолжал зятек. Как видно, заметил тень недовольства на моем лице, когда начал скидывать со стола объедки. — Че те опять не по вкусу? Че опять не нравится?

— Видишь ли, — не выдержала я, — вообще-то даже остатки еды на пол бросать не стоит. Грех. Пусть даже это кости, корки или огрызки. Остатки еды обычно отдают скотине…

— Ну и че? Если те лень наклониться, то собак в дом загони — они все сожрут.

— А еще еда на полу привлекает мышей и крыс.

— Ну и че? Им тоже че то жрать надо. — И зятек как бы случайно выронил из рук пустой горшок из-под сметаны, который при падении на пол раскололся напополам. Ой, как жалко: в этом старинном горшке всегда получалась на редкость вкусная сметана! Это еще матушка замечала, когда жива была… Помнится, для нее я всегда старалась ставить сметану именно в этом старом горшке…

— Можно поаккуратней? — не выдержала я. — Ты же его специально разбил на моих глазах!