Вера Семенова - Чаша и Крест

— Я попал сюда по стене, — спокойно сказал молодой человек, показывая исцарапанные в кровь руки. — вы ведь не пожелали принять меня, ваша светлость, а мне было очень нужно вас видеть.

Руки у него были гораздо интереснее лица — очень маленькие, почти детские, с тонкими пальцами практически без колец, если не считать узкого темного ободка на среднем пальце.

Несколько мгновений Тревис смотрел на него недоумевающим взглядом. Что-то вертелось у него в голове, но он не сразу мог сообразить, что не так.

— Это вас зовут Кэри? — спросил он мрачно, когда понял, что суровыми взглядами неизвестного юношу не проймешь.

— Не совсем, — осторожно заметил молодой человек.

Он слегка помедлил, но потом решительно сдернул с головы свою курьерскую шляпу, в очередной раз демонстрируя роскошные рыжие волосы.

— Я могу назвать свое имя. Но может, вы и так догадаетесь, ваша светлость? Чтобы мне лишний раз его не произносить, а то за последние дни я поняла, что в Круахане оно непопулярно. Я вам никого не напоминаю?

— Не может быть, — пробормотал Тревис потрясенно.

Кудрявые волосы ярко-медного оттенка не слишком часто, но все-таки встречались в Круахане, равно как и серые, широко расставленные, блестящие глаза под абсолютно черными ресницами. Но этот высокий лоб с едва заметной складкой между бровей, словно постоянно чуть нахмуренных, этот упрямый слегка выдвинутый вперед подбородок с женственной ямочкой, не очень уместной на лице мужчины, но очень подходящей для молодой девушки. Эти высокие скулы и округлое лицо. Он ясно вспомнил, где и когда последний раз смотрел в это лицо — пять лет назад, на главной площади Круахана, когда его обладатель подошел к уже залитой кровью плахе и презрительно фыркнул, отбрасывая от шеи точно такие же рыжие волосы, отросшие в тюрьме.

— Поразительно, — Тревис чуть отступил, потом недоверчиво нахмурился. — Но мне кажется, вы играете на своем сходстве, детка, а это опасная игра. Зачем она вам нужна? Лучше бы вы были похожи на кого-то другого.

— Почему вы не верите, что это дейстительно я?

— Потому что вас загрызли собаки в лесу неподалеку от вашего замка.

— Ха, — задумчиво сказала Женевьева, в свою очередь внимательно разглядывая Тревиса. Пока было непонятно, чего в ее взгляде больше — осторожности или ироничной симпатии. — Еще неизвестно, кто кого загрыз. Я могу перечислить вам всех своих предков до семидесятого прадедушки, ваша светлость. Дальше мне, правда, будет уже не просто цитировать по памяти. Я могу рассказать, как выглядел каминный зал в нашем замке, если вы там бывали. Могу назвать любимое ругательство моего отца. Но если вы в душе склонны мне не верить, вы ведь не поверите и после этого.

— Вы давно в Круахане? — быстро спросил Тревис, начиная возвращаться к действительности.

— Пять дней.

— Вы знаете, что весь ваш род объявлен вне закона? Вас кто-нибудь видел?

— Увы, — все с той же задумчиво-ироничной интонацией сказала Женевьева. — Очень много разного народу.

— Вы уверены, что они вас не выдадут? Это надежные люди?

Тревис нервно пробежал по кабинету туда-сюда, даже почти не прихрамывая.

— Зависит от того, ваша светлость, как вы относитесь к властителям Круахана. Вы считаете господина первого министра надежным человеком?

Тревис резко остановился, чуть не задохнувшись.

— Что за… — последние два слова он поспешно проглотил. — Морган вас видел?

— Если отбросить ложную скромность и называть вещи своими именами, я бежала из-под ареста.

"Не надо было надевать с утра лиловые штаны, — подумал несчастный Тревис, берясь за голову обеими руками. — Они мне всегда приносят только неприятности".

— Пойдем, — сказал он вслух, кивая в сторону двери, ведущей в его второй, потайной кабинет. — И ты мне обо всем расскажешь.

Он пропустил Женевьеву вперед, нашаривая в кармане ключ от шкафчика с напитками. Он был уверен, что без двух-трех хороших глотков вина в голове у него так и останется полная сумятица.

Через два часа они все так же сидели у низкого столика в маленькой комнате без окон, стены которой были сплошь завешаны толстыми эбрскими коврами. Перед Тревисом стояла уже вторая початая бутылка, перед Женевьевой — почти нетронутый бокал. Уже несколько минут она молчала, позволяя герцогу себя внимательно рассматривать.

Она поражала его. Для своего времени Тревис был уже если не стариком, то весьма пожилым человеком, приближающимся к шестидесяти. Он встречал за свою жизнь огромное количество женщин, со многими был знаком довольно близко, с некоторыми еще ближе, чем следовало, с большинством вообще не желал знакомиться. Среди них попадалось немало женщин, любивших носить мужской костюм и даже умеющих весьма неплохо скакать на лошади. Встречались и весьма опасные фигуры вроде шпионок эбрского султана, тот почему-то всегда предпочитал женщин на этой должности, или пресыщенные валленские аристократки, от нечего делать вступавшие в армию. Поэтому его совсем не удивлял рассказ Женевьевы о ее приключениях. Его удивляла она сама. Он еще никогда не видел женщины, в которой было бы столько непонятной притягательной силы. Он чувствовал эту силу в каждом взмахе ее руки, в каждом повороте головы, Ее жизнь совсем не была безмятежной и легкой, события все время поворачивались против нее, но она каким-то образом всегда выходила из самой сложной ситуации. И дело здесь не в простом умении выживать, она словно управляла этими событиями. Не жизнь вертелась вокруг нее, а она вертела этой жизнью, пусть даже сама того не подозревая, пусть даже совершая ошибки, но в результате все равно все складывалось так, как она задумывала.

Одно время Тревис даже называл Жоффруа де Ламорака своим приятелем, потом, правда, они взаимно охладели к обществу друг друга. Тревис считал Жоффруа человеком пусть ярким, но в чем-то ограниченным. А его мечты о какой-то странной магической власти вообще казались Тревису сомнительными. Ну а после смерти внезапно обретенной жены Жоффруа вообще перестал общаться со старыми друзьями, погрузившись в только ему понятные интриги и планы. Где закончились эти планы — всем известно. Сначала Тревис испытывал искреннее горе после его казни. Потом, когда несколько месяцев он вздрагивал, видя проезжавший мимо дома отряд гвардейцев, — раздражение и страх. И меньше всего он мог предположить, что через пять лет он будет смотреть в серые глаза его дочери и невольно восхищаться ею.

— И что же ты собираешься делать дальше?

— Не знаю, ваша светлость, — искренне сказала Женевьева. — Может быть, вы мне подскажете.

— Зачем ты вообще вернулась в Круахан?

— Видите ли, — Женевьева задумчиво покрутила бокал в руках, — я довольно неплохо знаю расположение тайников во многих наших замках. Мне показалось, что гвардейцы не столь сообразительны, чтобы обнаружить их все. А мне было бы достаточно хотя бы одного, чтобы уехать подальше.